Штрафники 2017. Мы будем на этой войне
Шрифт:
— Фйдеры, похоже, прорвались, — ответил Янычар, пристроившийся рядом с остальными. — Все к пулемётному гнезду.
Пригибаясь, диверсанты устремились в указанном направлении, слыша свист пуль, трескотню автоматов и пулемётов, уханье миномётных разрывов.
— Откуда фйдерам тут взяться? — крикнул Бек на бегу, пригибаясь вместе со всеми. — Они хрен знает где!
— Может, моторизованная группа, какая? — высказал предположение Негатив.
— Куда все стреляют-то? — крикнул Янычар.
— В сторону первого батальона, кажись! — прокричал Куба. — Там прорыв.
— Точно фйдеры прорвались! —
Они друг за другом быстро попрыгали в окопчик, где длинными очередями лупил из пулемёта какой-то солдат. В окопчике сразу стало тесно.
— Чё тут у тебя? — спросил Янычар, улучив момент, когда боец сделал перерыв между очередями.
— А х… знает! — крикнул разгорячённый солдат. — От первого батальона стрельба идёт!
— Фйдеры прорвались?
— Не знаю! — ответил боец, меняя коробку с пулемётной лентой.
— А чё палишь тогда?
— Как чё? Стреляют оттуда по нам! — ответил солдат, выпуская очередь.
Янычар ладонью постучал его по спине.
— Уймись, военный. Командир где?
— В своём окопе, наверное.
— Слышь, мы щас туда ломанёмся, прикроешь, понял? — сказал Янычар.
— Понял!
— Давай!
Диверсанты выпрыгнули из окопа, а боец снова дал хорошую очередь.
Пули страшно вжикали в темноте, в кровь выплеснулся адреналин, заставил сердца работать в учащённом режиме. Группа стремительной тенью сплочённо неслась в сторону командирского окопа, откуда тоже велась стрельба.
Попрыгав в него, парни перевели дух.
— Фйдеры прорвались? — спросил Янычар командира разведроты.
— Похоже на то. Первый батальон ведёт бой.
— А по нам кто стреляет?
— Фйдеры, скорее всего, расчленили линию обороны и работают по двум направлениям.
— С полком связь есть?
— Есть, но там ни хрена понять не могут. Говорят, разбирайтесь по обстановке, мол, «Ураганы» ведут обстрел недавних позиций фйдеров, где, скорее всего, находятся их основные подошедшие скрытно силы, а в наши позиции вклинился передовой отряд.
— Понял! — ответил Янычар. — Где нам пристроиться?
— Хули толку от ваших пэкалок? А у меня свободных стволов нет. Если, не дай Бог, убьют кого, подбирайте тогда.
Беспорядочная трескотня и уханье разрывов продолжались полночи, к утру немного стихнув. Лишь изредка пулемётчики простреливали предутреннюю темень, да с противоположной стороны, слышалась такая же редкая ответная пальба. И не было ясно, то ли перебили фйдеров, то ли они уничтожили первый батальон и спешно закрепляются, пользуясь передышкой и поджидая подхода основных сил.
Когда стрельба начала стихать, парни перебежками вернулись в свой блиндаж, обсуждая там ночную пальбу до утра. А как рассвело, отправились за новостями.
Рассвет наступил в полной тишине. В разведроте, на удивление никого не убило. Появилось несколько раненых, посечённых осколками мин, но все лёгкие, оставшиеся в строю.
В спокойной обстановке удалось разобраться, что к чему. Предстоял серьёзный разбор полётов, кто-то обязательно должен получить по папахе, особенно когда выяснилось, что потери всё же есть — и в первом батальоне, и в третьем.
Особый конфуз вызывала абсурдность ситуации,
Глава IV
Нежданная встреча
«(7.26) И нашёл я, что горче смерти женщина, потому что она — сеть, и сердце её — силки, руки её — оковы; добрый пред Богом спасётся от неё, а грешник уловлен будет ею»
Утро принесло оттепель. Такое в Сибири случается нередко, особенно там, где климат резкоконтинентальный. Например, вечером может быть минус пятнадцать, а утром потеплеет до нуля. Или наоборот, похолодает ещё сильнее — до минус тридцати и ниже, в зависимости от времени года.
Вместе с оттепелью нагрянули журналисты. Такое тоже случалось время от времени. Высшее руководство Объединённой Оппозиции показательно соблюдало принципы демократии, свободы слова и печати. Поэтому нередко устраивало пишущей братии экскурсии на фронт, дабы они могли осветить нелёгкий быт солдат, написать о простых мужественных парнях, готовых отдать жизни за общую победу над ненавистным врагом.
При этом, понятное дело, все допущенные журналисты были как один лояльны оппозиционному режиму. Они никогда не написали бы об устраиваемых в населённых пунктах зачистках, облавах, о повешенных чуть ли не гроздьями на каждом столбе непримиримых борцах с оппозицией, о массовых расстрелах всё тех же непримиримых, о госпиталях, переполненных ранеными, искалеченными людьми без будущего.
Справедливости ради стоит отметить, что и федералы проводили аналогичную политику: тоже устраивали облавы, расстреливали, вешали убеждённых сторонников Объединённой Оппозиции. Конечно, при этом под горячую руку попадали готовые принять любую власть, лишь бы выжить, тем более что обе стороны во весь голос заявляли о правах человека и всё такое. Но, как говорится, лес рубят — щепки летят. Кто станет волноваться о каких-то людишках, случайно попавших под замес? Когда сменяются не просто политические режимы, а создаётся новая веха мировой Истории, счёт идёт на миллионы жизней. Недаром говорят: одна смерть — это трагедия, а миллион — уже статистика. Правых и виноватых в этой войне не могло быть по определению, но их находили и назначали журналисты, под чутким, разумеется, руководством «старших товарищей».
Нагрянувшую журналистскую братию таковой можно было назвать условно, поскольку щедро была разбавлена женщинами. Вся эта толпа в сопровождении группы офицеров ходила по позициям. Им что-то показывали, рассказывали, операторы снимали, кто-то наговаривал на камеру текст будущего репортажа. Какой-то майор — старший среди офицеров из группы сопровождения, организовал взвод мотострелков, загнал в окоп, заставил через прицелы автоматов смотреть на «позиции врага». Потом взвод, опять же по приказу майора, открыл беспорядочную стрельбу в указанном направлении, изображая бой.