Штурм
Шрифт:
Казалось, в траншеях не осталось ничего живого, все похоронено навсегда. Но тут во весь рост поднялись три бойца. В машины полетели противотанковые гранаты. Три танка вышли из строя. Позже мы узнали имена смельчаков: это были сержант Василий Кругликов, солдаты Степан Лихов и Андрей Кузьмин.
Еще с километр прошли танки в глубину нашей обороны.
Внезапно с фланга их обстрелял замаскированный в лощине дивизион 22-го артиллерийского полка. До десяти машин замерло на месте, остальные упрямо шли вперед. А за ними спешили поднявшиеся автоматчики. Их пытался отсечь от танков другой дивизион 22-го
По телефону меня вызвал командующий армией.
— Дальше пропускать танки нельзя, — сказал он. — Что у нас осталось в резерве?
— Истребительный противотанковый полк. В трех километрах отсюда.
— Быстрее вводите его в эту брешь, — приказал Крейзер.
Признаюсь, мне не хотелось вводить в дело 1255-й истребительный противотанковый полк полковника Байнова — ведь это был наш последний армейский артиллерийский резерв. Но другого выхода не было.
Я посмотрел вокруг: кого послать с распоряжением к Байнову?
Адъютант понял.
— Разрешите слетать в полк? — сказал Гиммельфарб.
— Мчись, — быстро ответил я и показал рукой противотанковый рубеж, куда должен выйти полк.
Водитель Митя Мищенко с адъютантом благополучно проскочили опасный участок и скрылись в балке, где стоял противотанковый резерв. Через две-три минуты там уже затрещали моторы тягачей. Но, как назло, над огневыми позициями полка появилось до двадцати «юнкерсов». Бомбы рвались непрерывно. Батареи окутались сплошной завесой дыма и пыли.
Крейзер нетерпеливо допытывался у меня по телефону:
— Почему противотанковый резерв еще не вышел на рубеж? Нажимайте!
— Его бомбят. Выезжаю на место.
Спокойным голосом командующий потребовал:
— Сначала восстановите противотанковый резерв. Если не хватает пушек, используйте гаубицы. Сами находитесь на НП.
Между тем завеса из дыма и пыли стала перемещаться на запад. Видимо, полк, несмотря на бомбежку, пошел на противотанковый рубеж. «Байнов не растерялся», — с благодарностью думал я о командире полка.
Кто-то из штабных офицеров закричал:
— Товарищ генерал, танки вышли на бугор!
В двух километрах от нас, на взгорье, словно на параде выстроилось около 50 вражеских танков. Развернутым строем они двигались к оврагу.
Сердце сжалось от мысли: «А если не успеет полковник Байнов занять противотанковый рубеж? Тогда танки расправятся с полком и выйдут к Миусу. Армия будет разрезана на две части».
Стоял жаркий день, но меня бросало в холод. Чувство ответственности за исход боя, за судьбу людей, армии в целом заставляло остро переживать каждую неудачу, любой промах, все моменты большого сражения. И когда, кажется, сделано все, чтобы с честью выйти из этого испытания, волнуясь, ждешь: как дальше будут разворачиваться события?
…Танки подходят к курганам, что в полукилометре от оврага. В этот момент где-то впереди раздались выстрелы.
— Молодец Байнов! Успел все же проскочить овраг! — радовался Горбунов.
И вот уже по склону оврага, точно муравьи, поползли «виллисы» с «сорокапятками». Байнов выскочил на своей машине вперед, и перед
Полк развернулся на пологом склоне оврага. И как только танки стали приближаться к батареям, их встретил сильный артиллерийский огонь. В первые же минуты загорелись девять танков и одна самоходка. Такой удар сразу сбил спесь с гитлеровцев. В рядах противника началось замешательство. Некоторые машины стали отходить, отстреливаясь из орудий и пулеметов; другие остановились, превратившись в прекрасную мишень для орудийных расчетов.
Крейзер передал по телефону:
— Вижу, как горят танки. Спасибо артиллеристам: выручили!.. Знаешь, Иван Семенович, словно гора с плеч свалилась. Но торжествовать еще рано. Пусть пушкари продолжают в том же духе. Там еще сорок — сорок пять танков.
В голосе командарма слышались душевные, теплые нотки. Видимо, он тоже многое пережил за эти часы, показавшиеся нам вечностью.
Атака противника отбита. Полковник А. И. Байнов быстро оценил обстановку и, наблюдая за отступлением танков, приказал вручную выкатывать орудия на бугор и в упор расстреливать неприятеля. К счастью, «сорокапятки» у Байнова были самыми легкими из всех наших противотанковых пушек — их вес не превышал 400 килограммов, и бойцы успешно управлялись с ними.
Пламя над полем боя разрасталось. Артиллеристы наносили меткие удары. Один за другим выходили из строя боевые машины неприятеля.
Командир немецкой эсэсовской дивизии «Мертвая голова», видимо, не хотел оставаться без машин и создавать огромное танковое кладбище в этом злополучном овраге. После того как запылало еще несколько танков, противник поспешно отошел на исходные позиции. На плацдарме осталось около 30 горящих стальных громадин.
Ночью Байнов, выйдя в резерв, позвонил мне и доложил о состоянии полка.
— Кто отличился больше всех? — спросил я полковника.
— Все дрались как львы. — И он с гордостью стал рассказывать о героях дня.
Командир первой батареи старший лейтенант Корчагин, получив тяжелое ранение, отказался покинуть огневые позиции. Его батарея уничтожила пять танков. Командир орудия сержант И. Д. Щуклин и наводчик старший сержант А. П. Малофеев сожгли два танка. Один из них загорелся в ста метрах от орудия.
На четвертую батарею навалилось сразу не менее десяти танков и самоходных установок. Прямыми попаданиями снарядов они сразу же уничтожили три орудия. В батарее осталась одна пушка. Но солдаты не пали духом. Командир орудия Н. В. Петров и наводчик И. А. Курочка стойко отражали атаку. Они подбили два танка и самоходное орудие. Остальные машины повернули обратно.
С душевной болью командир вспоминал лейтенанта Тригуба и санинструктора Газизову. Командир взвода Тригуб во время бомбежки увидел раненого бойца, который не мог доползти до орудийного окопа. Лейтенант выскочил из щели, взвалил его на себя и пополз с ним в окоп. Здесь офицер был убит осколком снаряда.
Старшина медслужбы Газизова успела перевязать и вынести с поля боя более десяти солдат. Увидев впереди у орудия раненого пехотинца, она смело, пренебрегая опасностью, поползла к нему на помощь. Выскочивший танк раздавил девушку.