Штурм
Шрифт:
По телефону и по радио на наблюдательный пункт непрерывно поступали то радостные доклады об отражении атак противника, то печальные вести о гибели батарей и их замечательных бойцов.
Особенно трудно приходилось личному составу 114-й пушечной артбригады и 1095-го армейского артполка. Их орудия, возвышающиеся над окопами, противник хорошо видел.
Командир 114-й пушечно-артиллерийской бригады, умный и волевой полковник Л. И. Митюрев, доложил по телефону:
— Танки и пехота атакуют наши батареи. Много потерь. Разрешите перейти на запасные позиции.
— Переводить батареи в
— Разрешите тогда пойти мне самому на батареи.
— Это можно.
Позже я узнал, что Митюрев не раз возглавлял небольшие группы штабных разведчиков и связистов по освобождению огневых взводов, попавших в окружение.
Самоотверженно руководил самообороной батарей командир 217-го гвардейского полка подполковник Нестеренко. Ему удалось отбить три сильные атаки танков. Командир орудия коммунист старший сержант А. П. Подопригорин и сержант А. А. Тягущин подбили «королевский тигр».
В эти дни героизм артиллеристов стал массовым. Старший лейтенант В. К. Журавлев был тяжело ранен, но не согласился покинуть поле боя и до вечера продолжал командовать батареей. Командир батареи 4-го пушечного полка лейтенант А. Г. Костюков вместе со своими солдатами за день отбил три атаки, уничтожив при этом три танка и одну самоходную пушку.
В трехстах метрах от нас трактор ЧТЗ вез снаряды. Вокруг него стали рваться мины. В задней части прицепа вспыхнуло пламя. Сидевшие наверху бойцы спрыгнули и разбежались. Занялись снарядные ящики и дополнительные пороховые заряды. Огненные языки уже подобрались к трактору. Казалось, промедли еще мгновение, и в воздух взлетит сотня снарядов, а от трактора останется одно воспоминание. В этот момент из кабины выскочил человек с курткой на голове. Он подбежал к прицепу, охваченному огнем, отсоединил его и, прыгнув к рулю, рванул вперед трактор. Сзади раздался оглушительный взрыв.
С опаленным лицом, усталый, мимо наблюдательного пункта ехал этот бесстрашный воин. Я вышел ему навстречу.
— Сержант Васильев, — доложил он, сойдя с трактора.
Это был тракторист из 1100-го пушечного полка. Поблагодарив за спасение трактора, я спросил, почему он пошел на такой страшный риск. Васильев достал из кармана обгоревшей куртки паклю, неторопливо вытер руки и только после этого стал отвечать:
— Так им что до трактора, товарищ генерал? Они же за него не отвечают. А с меня спрос. Что я сказал бы своему командиру, если бы пришел к нему пешком? А у нас с тракторами беда. Вчера фашисты пять машин уничтожили. Сейчас в полку по одному трактору на два орудия. Как же его не спасать?
День на исходе. Наступают сумерки. С минуты на минуту можно ожидать прекращения атак гитлеровцев. Вот уже доложили Ионов и Петюшкин, что на их участках схватки затихают.
— Все идет как по расписанию, — замечает Ионов. — Фашисты готовятся к отдыху и… — Не успел полковник высказать свое предположение, как на огневые позиции гаубичных полков обрушился град снарядов. Огонь, видимо, вели не менее двухсот орудий.
Доложил командарму.
— Эге, — сказал он, — немцы изменяют своим привычкам, хотят, видимо, воевать и ночью. Либо их артиллеристы опоздали с подготовкой
— Долинский здесь! — внезапно раздался его звонкий голос.
Все рассмеялись.
— Откуда узнали, что о вас разговор будет?
— Обстановочка, товарищ генерал, — весело ответил майор.
Почувствовав запах водки, я спросил:
— Выпили?
— Так точно! Законных сто грамм…
Огневой налет артиллерии противника вскоре прекратился. Началась атака танков и пехоты. До двух батальонов автоматчиков под прикрытием пятидесяти танков атаковали 1095-й армейский артиллерийский полк. Здесь, пожалуй, был наиболее слабый участок нашей обороны. Следовало немедленно помочь полку.
— Где же Долинский? — спрашиваю адъютанта.
— Он здесь! — выскочил вперед лихой майор.
— Выводите полк немедленно! Занимайте рубеж возможно ближе к тяжелым орудиям для отражения атаки. Положение очень серьезное. И всему командному составу находиться на позициях. Поняли, командир?
— Так точно! За Долинского можете быть спокойны! Долинский танки не пропустит!
Меня и радовало боевое настроение майора, и в то же время вызывали тревогу его излишняя самоуверенность и манера говорить о себе в третьем лице.
Минут через десять «студебеккеры» с подпрыгивающими на пахоте пушками промчались мимо нас. Орудийные выстрелы и автоматные очереди слились в сплошной гул.
Выход полка на противотанковый рубеж был своевременным. Танки противника уже прорвали оборону тяжелого полка и устремились дальше. В этот момент они и были встречены бронебойными снарядами 113-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка.
Уже стемнело.
Гитлеровцы начали поспешно окапываться, чтобы утром вновь повторить все сначала.
Мы же считали ночь своим союзником. Генерал Чанчибадзе любил повторять: «Ночь — это наше время». Под покровом темноты стрелковые полки дружными контратаками выбили противника с захваченных им позиций. Пехота вновь заняла свои траншеи, правда, не первые и вторые, а третьи, последние перед огневыми позициями артиллерии. Но и это — шаг вперед.
К рассвету артиллеристы перегруппировались с таким расчетом, чтобы помочь пехотинцам противотанковым и массированным огнем.
«Суд» идет!
С группой офицеров я находился на своем наблюдательном пункте. Внезапно позвонил командующий армией:
— Прошу срочно ко мне.
— Нельзя ли повременить? Танки атакуют. Сосредоточиваю огонь гаубичной артиллерии, чтобы отбить напор танков.
— Нет и нет! Приезжайте немедленно!
— Что случилось?
— По телефону не могу.
Ничего не поделаешь, надо ехать. Минут через сорок прибыл на командный пункт генерала Я. Г. Крейзера.
— Жив? Ну, слава богу! А мне только что доложили, что десять минут назад ваш НП взлетел на воздух, — дружелюбно встретил меня командарм. — Видишь сколько начальства набралось?