Штурм
Шрифт:
— На нашем участке фронта река Миус не очень широка, но преодолеть укрепления, созданные на правом берегу, будет не легко, — дополняет А. Я. Сергеев. — Гитлеровцы не зря назвали свою оборону здесь «Миус-фронт-колоссаль». Берлинские газеты в дни нашего июльского наступления писали: «На Миус-фронте все спокойно. Доблестные солдаты заверяют своего фюрера, что Миус-фронт — неприступная крепость».
— С помощью пленных точно определены границы участков обороны не только полков, но и рот. Перед третьей траншеей — минные поля. Они разведаны артиллерийским огнем, — сообщил я.
Брынзов, как
— Знаешь, Иван Семенович, все-таки артиллерийским огнем точно не установишь, где минное поле.
Офицер разведки нашего штаба молча пододвигает мне схему, подчеркнув карандашом одну из граф. В ней как раз на сегодня была намечена артиллерийская разведка минных полей.
— Немного подождем и увидим, — возразил я Брынзову, посмотрев на схему и на часы.
Вскоре справа от нас две гаубичные батареи открыли редкий огонь. Прочесывались промежутки между второй и третьей немецкими траншеями, вблизи проселочной дороги.
Снаряды ложились точно в отведенных участках, где, по показаниям пленных, заложены мины. Однако прошло шесть — восемь минут с момента начала обстрела, а мины не взрывались. Значит, их нет. Батарея перенесла огонь по площади влево, но с тем же результатом.
Брынзов, сверкая толстыми стеклами очков, толкнул меня в бок:
— Вот видишь, никуда не годится ваша огневая разведка. То ли дело инженерные войска! — подмигнул он Сергееву. — Чисто работают, наверняка. Ползет наш сапер вместе с пехотой, а миноискатель вдруг ему и зазуммерит: «Вот, брат, здесь — мина!»
Едва он кончил свою тираду, как среди разрывов гаубичных снарядов взметнулись необычные по форме и цвету облачка. Минное поле обнаружено. Сергеев, молча смотревший в амбразуру, весело пропел:
— И были посрамлены враги его!
Брынзов примирительно откликнулся:
— Сдаюсь, сдаюсь.
18 августа 1943 года вновь опоясался огнем Миус-фронт. Полторы тысячи наших орудий и минометов открыли смертоносный огонь. Вслед за ними появились в небе штурмовики 7-го авиационного корпуса. Они обрушили сотни бомб на траншеи, штабы и линии связи врага.
После мощной артиллерийской и авиационной подготовки войска Южного фронта начали наступление. Наша армия во взаимодействии с 5-й ударной армией наносила главный удар.
Пехотинцы, окрыленные поддержкой артиллеристов и авиаторов, дружно кинулись вперед. Нейтральную полосу преодолели быстро и почти без потерь. Две линии траншей достались нам без особых усилий. Враг потерял управление. Лишь отдельные немецкие пулеметы, минометы и артиллерийские батареи обстреливали наступающие войска.
В полдень пехота и танки противника начали ожесточенные контратаки, продолжавшиеся до темноты. Усилился и огонь артиллерии.
Стало ясно, что нам не удалось полностью подавить вражескую артиллерию: большинство батарей успело переехать на запасные позиции и таким образом уйти из-под обстрела. Причин здесь много. Главная — мы не имели еще достаточного опыта контрбатарейной борьбы такого крупного масштаба и не изучили повадок артиллеристов противника.
Тем не менее к концу первого дня штурма
Зенитная артиллерия и истребители умело и настойчиво отражали ожесточенный натиск противника с воздуха, помогая наземным войскам метр за метром продвигаться вперед. Немецкие бомбардировщики, испытывая чувствительные удары советских истребителей и артиллеристов, часто вынуждены были отклоняться от намеченных целей, беспорядочно и с большой высоты сбрасывали бомбовый груз.
В тот день противник потерял на участке 2-й гвардейской армии двадцать «юнкерсов». Наибольший успех выпал на долю истребителей, которыми командовал генерал-майор авиации Е. Я. Савицкий. Они смело атаковали сильного противника. На этот раз превосходство в воздухе было на нашей стороне.
19 августа наступающие части и соединения отвоевали у врага еще километр сильно укрепленной полосы. Один километр! Мало? Да. Но ведь каждый метр этого пространства брался с бою. Густая сеть ходов сообщения, пересекавшая в глубину многочисленные траншеи, давала возможность гитлеровцам скрытно и очень быстро накапливать свежие подкрепления и контратаковать наступающих. Наша артиллерия не всегда успевала оказать поддержку. Бойцам приходилось отражать контратаки только своими силами. Помогали им, когда это было возможно, лишь полковые орудия.
По мере продвижения войск перемещался и наш штаб. Однажды, направляясь на новый наблюдательный пункт, мы въехали в широкий овраг, где совсем недавно отсиживались гитлеровцы в добротных землянках. Шофер, смеясь, показал на позолоченную вывеску, прикрепленную над входом в блиндаж. На квадратном листе железа красовался мифический бог вина Бахус верхом на бочке, с пивной кружкой в руках. Здесь же стояла группа пленных, которых допрашивал наш офицер. Остановив машину, я спросил пленного немецкого обер-лейтенанта:
— К чему сей балаган на войне? Вытянув руки по швам, он ответил:
— Выдумка полковника фон Бюлова и генерала Кунтце [7] , господин генерал. Они устроили «Берлин на Миусе». Один ряд блиндажей, как видите, имеет табличку: «Унтер-ден-Линден». Здесь было два кабачка и один публичный дом. Другой ряд назывался «Фридрих-штрассе», где размещались кафе с девицами.
— Совершенно верно, — подтвердил другой пленный, командир 1-й роты 687-го пехотного полка. — Мы были убеждены, что «Миус-фронт-колоссаль» неприступен. Недаром он объявлен «зимней линией обороны рейха». К тому же и попытки ваши прорваться зимой и летом, извините, не удались…
7
Полковник фон Бюлов — командир 686-го пехотного полка 336-й пехотной дивизии, по отзывам пленных, был известен как светский краснобай и любитель всяческих «шалостей»; генерал Кунтце — командир этой дивизии — разделял «выдумки» Бюлова. — Прим. авт.