Штурмуя Лапуту
Шрифт:
Укс прищурил один глаз, поманил, а сам хрюкнул:
— Успеется с баловством. Наливай!
Воровка, скинув уродливые сандалии, подошла практически неслышно, не забыла прихватить с кособокого стола кувшин и выщербленную чашку. Плеснула кальвадоса, Укс хапнул чашку, облапил подружку — та игриво взвизгнула.
Так и повизгивала периодически, постанывала между шептанием. Раскачивались, обнявшись, перед окном, Укс кряхтел и в голос поругивался. А снаружи был неизменный дождь, крыши и ориентиры — торчала темная мокрая башня Песни Истины, широкий купол Великого Трибунала, блестели протяженные черепичные
Что за оценку самому себе ставить, Укс не совсем понимал. Ибо уточнение плана шло хорошо, но тело те похвальные достижения мысли и воли игнорировало, реагируя на объятия и стройную теплоту весьма пошло и закономерно.
— Да выяснили мы уже всё, — прерывисто прошептала воровка. — Давай. Не маленький же мальчуган. Вообще не маленький.
— Это физиология. А бариться нам не время.
— Да мы чего делаем-то?! Доведи уже до дела, палач плотский. Я железная, что ли?
Во многом была права воровка: и план уже прояснился, и движения однозначные, пусть и э-э… поверхностно-неполноценные. Готов организм к эксперименту, в смысле, оба организма полноценно готовы, крепко взведены. И время есть. Полной уверенности нет.
Укс отстранился.
— Вот баран. И мерзавец! — злобно и очень искренне прошептала воровка. — И вот как это называется с вашей проклятой научной точки зрения?
Пилот пожал плечами:
— Видимо, это называется непредумышленный харассмент. Извини.
— Какой еще хара-смент?! Сроду не слышала. У нас это маз-хизмом называется. Извращенец! О святая Лотта, и с кем ты меня свела?!
Укс промолчал, только сделал еще шаг назад. Вернее, вбок, к столу и кувшину. Плеснул в кружку кальвадоса.
От запаха крепкого едкого пойла в голове мигом прояснилось. Осторожно покосился на напарницу. Надо запомнить, видимо, сейчас она близка к истинной себе, не очень-то, гм, играет-лицедействует, вон ее от злости и холода опять потряхивает.
— Глотнешь глоточек? Для тепла?
— Иди-ка ты…
Посыл был грязен, своеобразен и нелицемерен. Укс улыбнулся.
Злая. Старше, чем казалось. Страх перед этим поганым городом уже утеряла. Но почему такая привлекательная? Ничего ведь особенного в ней нет. Даже образования. Поверхностно словечек нахваталась, «маз-хизмы» смешные. Но она нравится. Вот нравится и всё, Логос здесь плюнул на объясненье и ушел, хлопнув дверью.
Укс сел на топчан, похлопал по продавленному тюфяку:
— Иди, заново согрею, непристойно.
Воровку явно тянуло высказаться о многом, но с собой уже совладала. Присела рядом, подтянула босые ноги на тюфяк, обняла коленки.
За перегородкой громко и невнятно бубнили, сквозь щели в стене несло потом и спиртным. Укс тоже игриво крякнул, облапил практикантку-напарницу, заговорил в ухо. Прядь щекотала нос и отвлекала, хозяйка пряди слушала внимательно, маленькое тело напряжено, но не забывает периодически ерзать, надлежащий скрип топчана обеспечивать.
Укс закончил излагать план действий. Предварительный, с некоторыми купюрами, но не сказать что короткий.
После паузы, подумав, воровка сказала:
—
— Возможно. Но обычно у нас довольно успешно выходит, — намекнул Укс, стараясь не смотреть на объект объятий.
Видят боги, такую напряженную женщину еще поискать — вся на взводе, прямо от пяток до кончиков сосков.
— Спорить не буду, — прошептала, едва не утыкаясь носом в шею Укса. — Но это у вас с Профессором. У дарков своя удача. Нет, не завидую, но учитывать-то разницу нужно. У вас пронырливость в крови.
Уксу немедля захотелось уточнить, но воздержался. Сказал о другом:
— Можешь туда не ходить. Здесь посидишь, монеты на конуру есть, продлю номер. На обратном пути заберу. А пока брата-монаха подцепишь покрепче организмом и разумом, или вон — кувшинчики неспешно опорожнишь. Тебе согреться нужно.
— Угу. Не вернешься. Взял проверять, так до дна и выворачивай. Всё что смогу, сделаю. Поняли, господин пилот?
— Чего тут не понять. Тебе так вернуться нужно?
— Очень нужно.
Уксу стало грустно. То ли от ответа, наверное, иное хотел услышать, только непонятно, что именно в том ответе ждал. То ли от того, что время уже неумолимо потеряли, а ведь можно было… ну, хотя бы в шею поцеловать. У нее там, на загорелой и чуть чумазой коже, старый шрам угадывается, очень характерный. Интересно было бы узнать… но это потерпит, а может и вообще знать излишне.
— Ладно, пошли, догадливая красавица. Скоро полуденный колокол ударит…
На улице ничего особо не изменилось, разве что малость просветлело и дождь принял спазматический характер. У Кривой Площади расстались — воровка, придерживая подол рясы и лавируя меж глубинных луж, двинулась через площадь, Укс зашагал напрямую.
Сапоги окончательно промокли, хотя пилот имел привычку содержать походную обувь в порядке, пропитывать жиром своевременно. Собственно, довольно долго этим делом Грушеед занимался, выходило у сынули недурственно, он вообще талантливым мальчишкой рос. Но уже вырос и двинулся собственным путем по жизненным лужам, уже и красотку подсек, весьма неглупую и с редким кулинарным талантом. Интересно, что они про этот поворот пути Маманьки и Папаньки скажут, небось, обхохочутся на славу…
Укс шел, опираясь на посох, размышлял, выбирал момент удачи, а частью поглупевшего мозга гадал: идет она или уже свернула? У нее-то выбор есть: может завернуть в ближайший РИСТ, упредить дознавателей, вполне успеют засаду организовать. Но это вряд ли, поскольку практикантка понимает, что Трибунал простит ей прегрешения лишь частично, бичевания не миновать, а много ли хрупкой девчонке нужно, чтоб отчалить в дивные небесные темницы святого дона Рэбы. Нет, она конечно не девчонка, соображает. И вернуться на родину ей действительно нужно, в этом не врет. Так что второй вариант для нее более предпочтителен — вернуться к стене, собрать и столкнуть дельтаплан в Бездну, улететь, на удачу положившись. Равновесие полета напарница видимо, сможет удержать, а чем Бездна хороша — при планировании рано или поздно на какую-то «линзу» вылетишь и шмякнешься.