Штурмуя Лапуту
Шрифт:
В боли человек на краю разбирался. Он вообще был весьма опытен, умел обманывать и убивать не колеблясь, буднично и деловито. Ему давным-давно было нечего терять.
Почти нечего. У каждого разумного существа есть нечто дорогое и ценное. Пусть и относительно. Иной раз это сущая мелочь, забавная привычка или смешная привязанность.
Давно разжалованный полубог усмехнулся и принялся в очередной раз примерять ткань на стойки-растяжки.
Любая привязанность — лишь забавная слабость. Вот новый сложный вызов судьбы — это весьма любопытно. Логос наблюдает, скалится до
Когда-то юного полубога звали воистину божественно: Уайксс из Акропоборейсеса-что-воздвигнут-на-краю-Мира. Жизнь, отобрав крылья, сократила имя до Укса. Возможно, процесс продолжится и бытие, бегло чиркая стилом, доведет имя до абсолюта. Эй, червяк, тебя зовут — У? Что хихикаешь, безмозглый?
Весельчак У. Нужно будет спросить у Лоуд — наверняка господин с таким именем существовал где-то в мирах. В мирах вообще встречается крайне мало абсолютно оригинального. Но, к примеру, нашего оборотня это обстоятельство ничуть не огорчает — везде чувствует себя как дома, уж что-то привычное и знакомое в любом местечке непременно да обнаружится. А почему бы и нет? Логос лишь снисходительно разводит руками: Единый Мир велик, отдельные миры лишь залы его бесконечного дворца, распахивайте двери, веселитесь, умирайте и возрождайтесь — для того и существует Единство Мира. Или не для этого? Эх, наивны вы, букашки-таракашки, забавные, двуногие, летучие и поскакучие.
Человек Укс вытер о штаны взмокшие ладони. Осталось немного, почти готов аппарат. Поднажмем. Вовсе не философия движет миром. Просто людям постоянно жрать охота.
— Так-так… — Лоуд, заложив руки-лапы за спину, задумчиво обошла конструкцию. — Впечатляет. Особенно лаконичной компактностью. Еще раз напомни — а почему нельзя было просто парашют соорудить? Сиганули бы нормально. Кстати, я с парашютом-то прыгала.
— Напоминаю. На парашют у нас строп не хватит. И со слабой управляемостью парашюта мы почти гарантированно промахнемся мимо цели. А на дельтаплане ты тоже летала, чего тут вдруг тормозить и ссаться-то?
— Так тот дельтик раза в четыре покрупнее был, — напомнила болеющая, но памятливая оборотень. — А этот чисто кошачьих размеров. Мы котят топить собираемся или следовать по неотложным делам?
— Не бухти. Классическая схема с добавлением возможностей МПК. Модуль планирования и коррекции сейчас в моде, даже ты, гуманитарно-научная, должна это знать. Нормально пойдем.
— Спорить не стану. Спец по методам авиа-крушений у нас ты, — признала Лоуд. — Но если убьемся, студенты тебя проклянут в веках. Будут везде Прыгать и рисовать по стенам миров твои непристойные изображения.
— О, какой позор, только не это!
— Вбьетесь, — убежденно сказал кочегар, кое-что понимающий в аэродинамике. — Несущая штанга должна быть вдвое довше. Точно вбьетесь, а я с голоду тут здохну.
— Ты еще напророчь, хвост дельфийский, — буркнул Укс. — Материала на штангу длиннее у нас все равно нет. С этой управимся.
— Стоп! — замахала руко-лапами Лоуд. — В штангах и воздухоплавательной тяжелой атлетике ничего не понимаю — не мой вид спорта. Раз выбора нет —
— Подходящего воздушного потока ждем. И собственно достойной цели. Или раз прижало, наугад нырнем? — усмехнулся Укс.
— Наугад не надо. У нас серьезные научно-спасательные задачи, а не развлекательная тур-группа. В чем мы еще не готовы?
— Штаны снимай. Они тоже вес имеют.
— Да спаси нас боги, Укс, ты совесть-то поимей! Профессор без достойной одежды — это откровенный маразм! И вообще голая я слишком эротична, это нам дорого обойдется.
— Не ори, не на митинге. На момент полета снимай. К грузу положу, когда доберемся и осмотримся, верну. А сейчас нам необходим идеальный баланс грузоразмещения.
Профессор, бормоча неразборчивое латинско-матерное, расстегнула ремень и сняла ШУПЭ.
Укс взвесил в руке безобразную одежку:
— Что там еще завалялось?
— Да что… нож и всё.
— Кому втираешь?
— Всё выложила. Записная книжка разве что, карандашик…
Укс молча вынул растрепанный блокнот, пару запасных карандашей и «невидимую» ручку.
— Докатились, — с горечью констатировала профессор. — Последнего научного оборудования лишают. Дикость и мракобесие! Ты еще нож выкинь, чего уж стесняться.
— Нож оставляем. А по научной части ты все равно много позже, задним числом записываешь, на память надеешься. С меня пачка тетрадей, возмещу при первой оказии.
— Договорились, — Лоуд повернулась к кочегару, всучила лохматый блокнот. — Остаешься за старшего. Записи защищать до последнего вздоха! Наука тебя не забудет!
— А печеньки? — уточнил кочегар. — Пачку же обещала.
Лоуд полезла в гондолу выдавать неприкосновенный съестной запас, а Укс смотрел в бездну, наблюдал за изменениями небесной сферы.
В чем безмозглая Профессор права — понять, как устроен этот островной мир, пока вообще не получалось. В оптике монокуляра плыли точки островов — детали поверхности большинства из них разглядеть не удавалось. Зато сами линзы-островки во множестве угадывались по всей сфере горизонта. Естественно, Укса интересовали те, что в нижней, доступной части. Сила тяжести никуда не делась, верх-низ легко определялся. Следовало предположить, что где-то внизу таится огромное небесное тело. От него идут некие восходящие воздушные потоки. Но это теоретически, потоки-то явно есть, а центральная «Земля» — не факт. Единый Мир полон иллюзий, в том числе астрономических и геофизических.
«Уж сколько лет мы алкоголя и иной дури не употребляем, а вокруг то и дело глюки появляются, а то и вообще сущее безумие сгущается» — подумал воздухоплаватель. «Впрочем, чего иного от бытия безумцев ожидать?».
Донесся запах печенья. «Юбилейное» — понял Укс.
С гондолы спрыгнула Профессор, протянула печеньку и задумчиво сказала:
— Хвостач наш совсем спятил.
— Да ну? — не поверил Укс, и не стал отрываться от монокуляра.
— Я понимаю, что там дальше дуреть некуда, но теперь и в прямом физиологическом смысле.