Штурмуя Лапуту
Шрифт:
Говорил он на Общем языке, некоторый характерный акцент имелся, но понять вполне можно.
— Грабеж? А есть что брать? — удивился Укс.
— Откуда? Пустые мы, безденежные, — заверил за себя и осла возница.
— Вот и мы тоже поиздержались. В город идем, подзаработать, — пояснил Укс. — Как там вообще дела нынче? Чумы и гриппа нет? Какие у народа настроения? Сразу не погонят?
— Не, нынче спокойно. А вы, значит, комедианты? — дедок с любопытством и опаской рассматривал коки-тэно. — Не куснет?
— Оно очень ученое, — Укс похлопал напарницу по гладкой
Лоуд глянула снизу крайне неодобрительно — насчет фокусов заранее не договаривались.
— Ишь ты, еще и фокусы умеет? — восхитился возница. — Как учил-то?
— Да обычно учил, палкой. Как тварюку еще выучишь?
— Это верно. У меня осел такой же. А чего не кормишь? Вон какое худое, одни кости.
— Нормально кормлю, в меру. Если жиреет, разом в спячку впадает.
— Надо же, с виду чудище чудищем, а всё как у людей! — восхитился дед. — Ладно, ты садись, а зверь на поводке пусть идет, а то у меня осел испугается, понести может, кости переломаем.
Укс и сложенный дельтаплан живо устроились на бричке, покатили, а сумрачная Лоуд двинулась за повозкой.
Несколько бородатых межмировых анекдотов скрасили путь, дедок похохатывал, плохо смазанные колеса скрипели, дорога вывела на пустыри и огороды. Впереди показались городские стены. Ничего особенного: бурый кирпич, невысокие, но крепкие башни. Разве что вал и ров успели зарасти довольно высокими деревьями — давненько здесь не воевали, спокойно живут, оно и к лучшему.
Стражники на воротах тоже оказались обычными. Слегка порыжевшие кольчуги, алебарды, запах перегара и хамоватость — что у ворот Глора, что у Иерусалима — точно такие же хари. Традиция, ничего не поделаешь. Как-то с Лоуд ходили в земной Орлеан тамошнюю Деву выручать, так и там на воротах точно такие же вояки торчали. Хотя Деву, кажется, не в Орлеане выручали, а в Руане? Это вначале Профессор в Орлеан по ошибке вперлась, опять географию напутала. Деву спасали нудно — упиралась, «я должна, у меня долг!» пришлось прямо с костра стаскивать, тут она уже слегка протрезвела. Сейчас в этом… как его?… Ораниенбауме живет, ведет курсы французского языка и секцию исторического фехтования. Четверо детей, старшую дочь Людкой назвали.
Денег заплатить за проезд в город, естественно не имелось, но пробное выступление перед стражниками прошло неплохо.Зверь-Профессор исправно выполнял команды хозяина: вставал, садился, подавал голос, брал в лапы палку и уверенно, хотя и криво, лупил «злую собаку». Особо эффектно Лоуд раскланивалась — стражники и собравшиеся зеваки прямо ухохатывались.
— Ладно, проходи, народ повеселишь, дело богоугодное, — утирая слезы, разрешил десятник стражей. — К «Клюнутому петуху» сворачивай, там хозяин не обидит и публики много.
— Спасибо за совет, господин начальник.
— Учти, парень, город у нас приличный. Сходу напиваться не советую — вон, вся морда у тебя покарябана, разве ж это приличному лицедею подобает? И зверя корми — худющий, смотреть жалко.
— Это
Лоуд подтверждающее рыкнула-гавкнула, и артисты под смех стражи вошли в ворота.
В разные города и столицы напарники входили тысячи раз, дело было будничное и скучноватое, хотя обычно обходилось без идиотских представлений.
— Легко, убого и оттого вдвойне унизительно, — проворчала Лоуд, труся «на полусогнутых» впереди дрессировщика. — Халтура портит настроение. Нужно что-то иное придумать.
— Это понятно. Потерпи. Сейчас осмотримся, реквизитом обзаведемся, — утешил Укс.
— Сначала жрать! А то я точно загрызу злую собаку, и не только ее, — Лоуд принюхалась — Там вроде таверна эта петушиная.
«Клюнутый петух» выглядел прилично — вывеска обновлена свежей краской, стены довольно чистые, и на мостовой не наблевано. За таверной двор с высоким частоколом, добротный, просторный. Конюшня, коровник, хозпостройки…
— Рыба! Жареная! — взбодрился зверь-Профессор, втягивая ароматы с кухни.
Пошли, естественно, не с гостевой двери, а со двора. Договорились быстро: хозяин — толстенный тип, смахивающий на полудикого борова, дело свое знал, выгоду сразу чуял.
Из гостевого зала доносился гул пьяноватых голосов, дрянноватая музыка. А здесь на кухне было относительно спокойно, и даже уютно. Лоуд сидела на полу перед скамьей, живо расправлялась с рыбой, аккуратно сплевывала-укладывала обглоданные кости в миску. Поварята восхищались умом и выучкой «берегового зверя Ко-Ше». Укс доедал мясное рагу, запивая взваром — от пива категорически отказался — «перед выступлением никак нельзя, от пахучего дыха хищник нервничать станет, может и цапнуть». Сердобольная кухарка подложила зверюге еще рыбки и дала пирог с печенкой дрессировщику. В кухню заглядывали всякие любопытствующие, но комедианты на них внимания не обращали. Но пришлось обратить.
— Это и есть зверь приморский? — голос был бархатным и довольно властным.
Укс покосился на вошедшую.
Ничего так. Лет тридцати, не из благородных, но ухоженная, фигуристая, волосы по-господски в высокую прическу уложены. Во взгляде читалась достойно упрятанная наглость, глаза яркие, голубые, восхитительно чистые и врущие. Надо думать, хозяйка, достойная супруга недостойного толстяка. Персона весьма влиятельная.
Лоуд, зажав рыбу в пасти, подскочила и принялась дрессированно кланяться. Все засмеялись, голубоглазая красотка тоже очаровательно улыбнулась. Кухарка всплеснула руками:
— Вот зверюга, сущая страсть божья на морду-то, а все понимает! Прям как человек умная!
Профессор без помощи лап крутанула рыбу в зубах, воспитанно выплюнула голый хребет в миску с костями и изобразила великое восхищение вкуснейшим лакомством. Все растроганно заохали.
— У нас горожане куда безобразнее жрут, всё обплевывают, — заметила хозяйка, с интересом щурясь на дрессировщика.
Слегка переигрывала Лоуд, ну да ничего. Поели, осталось номер отработать, передохнуть и за настоящее дело браться.