Штурмуя Лапуту
Шрифт:
— Да где же здесь промежуточный? Самое очевидное — разобраться с делами и пожениться. Создать, так сказать, здоровую, надежно заскрепленную ячейку общества.
— Я тебя сейчас в Бездну скину.
— Меня-то за шо, Хозяин?! Между прочим, все верно говорю. Проблем, конечно, много. Но когда их было мало? Дополнительные две-три тысячи текущих задач роли не играют. Вот с этими приступами алкоголизма — оно же очевидно решаемо. Вообще не нэк.
— Понятно, что не нэк. Только мы-то с тобой вдвоем на ту оздоровительную казнь решились, да еще у нас имелся бесценный Гру. А она одна…
—
— Это тоже верно, но… — Укс не договорил.
Из распахнутой двери каюты донеслись слабые шорохи.
— Да ладно?! — ужаснулась Лоуд. — Прошло-то всего минут сорок. Неужели воспряла? Это же не характер, а гвоздь какой-то мелко-сапожный.
Фунтик умывалась, ну, пыталась у рукомойника соединить воедино ладони, воду и лицо.
— Далеко собралась? — поинтересовалась Профессор. — Если на гульки, то повремени. Запросто за борт свалишься.
— С какой стати? Я в полном порядке, — заверила стойкая воровка.
Голос вообще не пьяный, очень убедительный. С координацией чуть похуже.
Укс молча взял упрямицу за шиворот, наскоро, но не жалея воды, умыл. Так за шиворот и отнес на койку.
— Спасибо, — пробормотала Фунтик, разумно не совершая попыток вырваться, встать и двинуться на поиски приключений — на это у нее сил явно не было. — Можно меня раздеть?
— Да как откажешь в столь учтивой просьбе, — Лоуд мигом содрала с пьянчужки рясу-платье.
— Благодарю, — вежливо выговорила девица, отпихнула Профессора и ухватила за руку Укса.
— Однако, весьма целеустремленно, — в некотором замешательстве признала Профессор и переглянулась с напарником.
Фунтик уже спала, не выпуская руку пилота.
— Много я наблюдала проявлений сексуальности, эротизма, лиризма и иных перверсий и инверсий, но этакой лаконичной демонстрации не припомню, — признала Лоуд.
— Хорош стебаться. Видишь же — она никакая, — проворчал Укс.
— Да это как сказать, — Профессор в восхищении покрутила головой. — Абсолютно бухая, а что могла — сделала. Ну, ложись, «невольник чести и цепкой руки», подремай интимно. Тошнить её вряд ли будет, напрасно ведро пристроил.
— Тебе когда-нибудь намекали, что ты бываешь излишне многословна?
— Молчу я, молчу, — Лоуд скинула перегруженные ШУПЭ и легко запрыгнула на верхнюю койку. — Что я, бесчувственное какое? Нету уже меня.
Укс лежал, поневоле обнимая хрупкое тело — пьянчужка подсунула свою и его ладони себе под щеку. Койка была узка, Фунтик спала как мертвая — дыхание вообще не слышно, только пары кальвадоса и очень горячая спина.
Странно это было. Мыслей вообще не имелось — отдыхал мозг, отдыхало тело. Логос ушел в увольнение, наверное, сидел сейчас на носу «Генриетты», болтал ногами над бездной и безмолвно флиртовал с покрашенной золотой краской и уже частично облупившейся сисястой носовой фигурой корабля. И все остальное помалкивало: рулевые на мостике, мерцание Бездны, воздушные течения за бортом. Отдыхал мир.
Вот это ей и нужно — потерявшейся женщине — тишина, отдых и что-то надежное, за что можно ухватиться. Всё верно, осуждать не за что. Отдохнет,
Тут пилот понял, что ошибся, поскольку тело, а потом и голова осознали, что раз рядом теплое, живое и манящее, то… Манящее оказалось чутким, тут же прижалось кормой плотнее, причем не просыпаясь. Нет, это будет весьма приятно, даже восхитительно, но излишне. Вот в эту странную ночь — точно лишнее. Тело в объятиях, словно догадавшись, тут же отступило, пусть и не отодвигаясь, все такое же горячее, стройненькое, приятное, но опять полностью провалившееся в сон. Укс чуть глупо не хихикнул — ведь и не просыпалась, неужели у нее свой мелкий недремлющий логос именно там, в кормовой части тела, прописан?
Шуршали пропеллеры, иногда подавал признаки жизни корабль, протопал по палубе вахтенный механик, негромко посмеялись вышедшие на палубу подышать вращуки-«кандальники». Проснулась Лоуд, что-то ощупью чиркнула в блокноте и снова сиганула в свои научно-исследовательские сны. И снова тишина и шорох неба…
Проснулся Укс в одиночестве. Ну, в относительном — голос Профессора доносился с палубы, что-то там о погоде с рулевыми обсуждала, у грот-мачты звенели инструментами и ругались, меняя очередные кольца. А ведро и Фунтик сгинули. Наверное, уже давно — место на тюфяке остыло.
Пилот сел и попытался дотянуться до валяющегося сапога ногой, нагибаться не особо хотелось, спина от неподвижности сна порядком затекла. Успел надеть сапог, тут заявились — Фунтик и ведро с водой.
— Не глупи, — проворчал Укс. — С твоими руками таскать тяжести — истинная дурь и расточительство. Тебе вообще нужно перчатки носить, пальцы беречь. Приличные дамы так и делают, хотя руки у них не слишком-то целительные, скорее, наоборот.
— Я тоже наоборот. В смысле, неприличная дама, — Фунтик поставила тяжелое ведро. — А воду я ночью всю потратила. Так что честно самой и принести.
— Ты, случаем, к феминизму не склонна? — проворчал Укс, стараясь смотреть больше на ведро.
Легкие круги под глазами — вот и все, что от пьянки девица унаследовала. Свежа, демоновски симпатична, лицом вовсю играет, волосы в полном порядке, зачесаны на одну сторону, не без эффектности. Обворожительно распахнула глаза:
— Что такое этот «феминизм»?
— Религия. Довольно странная. Там у мужчин и женщин всё обязано быть разделено строго по рaвным процентам, а не по разуму и логике. У каждого ведро, каждый сам себе воду носит, сам себе носки стирает, сам за себя в драках дерется.
— Нет, я таких двинутых мозгом верующих еще не встречала.
— Они в здешних краях редки. Но ты больше ведра не таскай, ладно?
— Хорошо. Мне, собственно, у помпы ведро помогли набрать, — Фунтик убрала с лица игру чар, села рядом. — Спасибо.
— За что?
— Выспаться дал. И вообще вы на меня не орали, даже не смеялись. Даже Профессор. Я, конечно, сука тупая, крыса вороватая и шлюховатая. Но мне иногда надо выпить.
— Мы поняли. Но не одобряем. Можно было найти способ гораздо разумнее нажраться и голову себе погасить.