Штык и вера. Клинки надежды
Шрифт:
Позади цепи появилось два всадника, проскакали вдоль нее, и нападавшие немедленно стали подниматься и вновь двинулись в атаку. На этот раз – перебежками.
Дело постепенно принимало дурной оборот. Шрапнель то и дело вспухала над станцией высокими белыми разрывами. Уменьши чуть прицел, и будет классическое накрытие. Пехота медленно, но неотвратимо приближалась к дальней окраине села. Вполне возможно, что где-то, невидимые отсюда, заходили в тыл другие отряды. Да и с фронта противник заметно активизировался, ползком и перебежками стал сокращать разделяющее расстояние.
О,
Еще вспоминался тяжелый пятнадцатый год, вечная нехватка боеприпасов, постоянные немецкие прорывы, пожары за спиной…
Здесь боеприпасов было достаточно, противник откровенно слаб, и тем не менее ничего другого не оставалось. Следовательно, лучше проделать это сразу, чтобы избежать ненужных потерь.
Орловский уже успел твердо усвоить одно из основных отличий нынешней междоусобицы от Великой войны. Здесь восполнить потери было неизмеримо сложнее, часто же – просто невозможно.
Вовремя появился Петров. В мокрой под мышками гимнастерке, с грязным лицом, на котором только и выделялись прикрытые пенсне глаза да белели при разговоре зубы.
– Командуйте отход, капитан.
– Может, подождем?
– Пока обойдут? Никаких ожиданий! Потери есть?
– Двое убитых и раненых трое. – Петров мгновенно сконфузился, как будто был лично виноват в том, что с той стороны тоже стреляют. Пусть плохо, бездарно, явно забывая переставлять прицелы, но попадают все-таки!
– Убитых тоже забрать. Потом похороним, – распорядился Георгий и услышал в ответ короткое:
– Уже.
– Что – уже?
В бою даже у самого хладнокровного человека мозги работают несколько не так, и Орловский невольно подумал, что услышит короткое: «Похоронили».
– Забрали уже, – пояснил Петров.
– Хорошо. Отходим к эшелону. – Подполковник поднялся, и в это время в тылу торопливо и яростно затявкали пулеметы.
Обошли!
Сооруженный на скорую руку бронепоезд походил на «Хунхуза» не больше, чем пароходофрегат времен Крымской войны на современный эсминец.
Небронированный паровоз да две платформы, одна с установленной на самодельном поворотном круге трехдюймовкой и другая с четырьмя пулеметами Кольта. Платформы были обшиты в несколько рядов досками и обложены мешками с песком. Получившийся таким образом состав его команда, полтора десятка добровольцев, посмеиваясь, называла еловым бронепоездом, или иногда, для разнообразия, елово-песчаным.
Народ на бронепоезде подобрался молодой, пулеметчики из недавних юнкеров, прислуга орудия – из артиллерийских прапорщиков. Прапора принадлежали последнему, уже послереволюционному, выпуску, на фронте понюхать пороху не успели и даже не были распределены по частям. Прибыли с пополнением, а тут как раз наступил окончательный развал, и вместо службы в артбригадах они сразу попали в отряд Аргамакова.
Командир елового чуда Берлинг был лишь на два-три
Машинистами были два юнкера, те самые, которые водили состав до Рудни. Только теперь они уже немного освоились, привыкли к новой работе, вели бронепоезд ровно, без прежних толчков и незапланированных торможений.
Помимо молодежи здесь же находился один попросивший подбросить его до отряда бородач. Курицын успел сделать недоделанные погибшим приятелем дела и теперь возвращался к своему спутнику по странствиям и командиру.
Настроение команды было самое боевое. Все уже знали о ночном нападении оборотней, но нимало не переживали из-за возможных повторений. Над паровозом, напоминая людям о долге, трепыхался трехцветный флаг. Символ поруганной, но все еще живой Родины.
Четыре пулемета – сила. Вряд ли хоть один волк сумеет прорваться через их огонь. А и проскочит, все равно не сумеет перепрыгнуть на ходу через наращенные борта. Разве что на одну из контрольных платформ.
Ай, не страшно! В юности все опасности кажутся несерьезными, собственные силы – беспредельными, собственная правота – неоспоримой. Поэтому и одерживаются победы, раз проигрыш по определению невозможен.
Потом, в старости, былое вспоминается с откровенной гордостью. Вот мы были какие! Не то что нынешние. Вот, помнится, мы…
Как сладко говорить о победах старикам! Раз они были, то юность прошла не зря. А лишения… Разве стоит переживать из-за лишений? Не замечали их тогда, теперь вообще все кажется даже потешным, оттеняющим главное.
Жаль, что дожить до возраста воспоминаний удается не всем.
…Стрельба впереди понемногу становилась громче. Бронепоезд приближался к месту боя. Люди заняли места по боевому расписанию, вглядывались в проплывающие мимо пейзажи, невольно искали противника везде.
Поэтому нападение не оказалось неожиданностью.
Вырвавшиеся слева из леса конные бандиты едва успели дать первый винтовочный залп, как напоролись на густой пулеметный огонь.
Залп пропал втуне. Да и как иначе, когда стреляешь с лошади на скаку? Пули застряли в мешках с песком, большинство вообще пролетели мимо, а единственный раненый поначалу даже не заметил этого. Мало ли что скользнуло по скуле! Может, какой жук на встречной скорости…
Зато ответный огонь двух пулеметов был убийственен. Нападавшие явно поторопились выскочить. Или понадеялись, что едущие испугаются стрельбы, внезапности налета и не устоят, сдадутся на милость победителей. Благо, был соответствующий опыт нападения на поезда, и там всегда успех дела решала откровенная наглость.
Не повезло. Никто не испугался, не дрогнул. Еще и обрадовались прекращению напряженного ожидания.
У леса мгновенно возникла неописуемая каша. Люди и кони валились на землю, кто-то торопливо поворачивал назад, кого-то несли малопривычные к стрельбе кони…