Шум бури
Шрифт:
– Вернись обратно!
Парень повеселее посмотрел на начальника, прошёл мимо него и направился к своему месту, надеясь сесть и продолжить обедать. Но командир тут же затопал на него ногами:
– Куда, кто тебе разрешил садиться?
– Ты же сам сказал мне "вернись"?
– Так ты считаешь, что между словами "вернись" и "садись" нет никакой разницы?
Парень замер на месте, как вкопанный, не зная, что делать. Он не осмеливался идти ни вперёд, ни назад.
– Что там встал, я же сказал тебе иди!
У парня увлажнились глаза, но он ничего не сказал
– Назад!
Парень развернулся на месте и спокойно встал.
– Я сказал "назад", почему не садишься на место?
– Между словами "назад" и "сядь на место" есть разница.
– Хорошо! Хорошо усвоил! Садись и поешь, но после обеда пойдёшь караулить вне очереди.
Царай долго смотрел на этого парня, но сказать ничего не мог и умирал от злости. Он не съел и половину своего обеда, но досидел до конца и ждал своих товарищей. Когда поели и вернулись в казарму, то Царай сел на кровать и, опустив голову на руки, погрузился в раздумья. Перед глазами предстала его прежняя жизнь с самого начала, и он тяжел вздохнул. Внимательно разглядывая свою одежду, говорил про себя:
"Если эта солдатская форма и не из железа, то всё равно она ничем не отличается от кандалов".
В этот час Царай понял цену человеческой свободе. Ничего не казалось ему лучше её, и он мечтательно говорил: "О свобода, свобода, человеческая свобода!"
Перед глазами вставали красивые деревья Балкада, кутаны балкарцев, его малыш... Он старался успокоить себя.
"А что, я здесь ради свободы. Сюда потому и пришёл, чтобы получить свободу... Благодаря кандалам свобода, - подумал он и, взглянув на свою солдатскую форму, улыбнулся: "Ха-ха-ха, благодаря кандалам свобода! Как хорошо звучит!"
Затем произнёс прямо:
– Благодаря кандалам свобода! Ха-ха-ха!
Царай сидел спокойно, не двигаясь, а мысли в голове копошились, как цыплята под наседкой, но брови и лицо оставались напряжёнными. Кто смотрел на него, тот бы не поверил, что Царай о чём-то думает, так тихо и спокойно он сидел.
Напоследок перед глазами предстал его маленький сынишка, и он впал в состояние сомнения. Захотелось ему на своём чёрном коне погарцевать от души в поле, свободной бабочкой перелететь с места на место на покосах. Пока в его голове эти мысли сменяли друг друга, тем временем Будзи присел возле него и, толкнув локтём, спросил весело:
– Эй, что скажешь, как жизнь? Видал!
Царай тут же поднял голову, затем ответил Будзи:
– Ну, что тебе сказать, увидим потом, подождать надо ещё.
Будзи достал из кармана кусок хлеба и протянул Цараю:
– Держи, видел я, что ты ничего не ел. Это ни к чему. Если ты не будешь есть каждый раз, когда начальство будет кого-то наказывать, тогда тебе плохо придётся.
– Дело не в наказании, а в том, что у меня их еда вызвала тошноту.
Он положил хлеб в карман и, поглядев по сторонам, сказал Будзи:
– Хорошо, если бы нас никто не увидел, а то и мы получим нагоняй. Но страшно не наказание, страшно то, что человек может не сдержать себя
– Ты прав, - кивнул головой Будзи.
Царай опять погрузился в омут своих горьких дум и печально глядел вниз. Будзи понял его состояние и ничего ему не говорил, однако продолжал смотреть на него с удивлением.
Те, кто ещё были снаружи, начали по одиночке и парами заходить в помещение казармы. Ребята из Овражного, входя, бросали хлеб в сумку Царая и смущённо поглядывали на него. Видимо, во время обеда они заметили, что он почти ничего не ел. Царай сам тоже пришёл в смущение, но ничего сказать не мог. Ему было приятно, что ребята так хорошо к нему относятся, и что он у них пользуется уважением. Когда один из парней опять бросил хлеб в его сумку, тогда Царай уже не сдержался:
– Что случилось, скажите, пожалуйста, зачем столько хлеба, разве я обжора.
– Ничего не случилось, просто хлеба много оказалось. Мы не считаем тебя обжорой.
– Ладно, ладно, ничего, - сказал Царай и похлопал парня по плечу.
– Царай, надо подумать, куда девать эти хлеба, - сказал Будзи другу на ухо.
– Что-нибудь придумаем. Давай-ка мы их выбросим куда-нибудь.
– Так дело в том, что некуда выбрасывать, если их обнаружат, тогда начнут искать нас.
– Ты ведёшь разговоры робкого и напуганного человека. Неужели мы нигде не найдём укромного места, куда бы их можно было выбросить!
– Найдём, почему не найдём, только надо хорошо поискать, чтобы они это место не отыскали. Наши начальники подобны свиньям, всё должны раскопать.
– Если не искать, то и дом свой не найдёшь, это правда, - подтвердил его слова Царай.
Тут ещё один парень принёс кусок хлеба, следом - другой. Царай опять не сдержался:
– Так, так, ребята! Меня ваши куски хлеба не вернут из того света, но то, что вы цените своих товарищей, это очень хорошо.
Сначала смутились оба, потом один из них сумел сказать:
– Ты прав, Царай.
Второй к тому времени нашёл, что добавить к словам первого:
– Я хочу сказать, что жалко Дебола и Быдзеу, но мы ничем не можем им помочь.
После этих слов парни повернулись и направились к своим кроватям.
Сумка наполнилась хлебом так, что даже два куска из неё выпали на пол. Будзи уставился на сумку и, смеясь, сказал Цараю:
– Я же говорил, что этот хлеб принесёт нам неприятности!
– Что случилось, кто-нибудь идёт?
– торопливо спросил его Царай.
– Идти никто не идёт, но посмотри на землю, куски уже не вмещаются в сумке и падают на пол. Если начальство это увидит, то дело будет плохо.
– Вместо разговоров встань и вынеси их в своём кармане наружу, отдай их лошадям или собакам, или ещё кому-нибудь, лишь бы они нигде не обнаружились.
Будзи встал и, положив куски хлеба в карман, отправился наружу. Он долго смотрел по сторонам, но не увидел ни собаки, ни коня и, не зная, что делать, бросил куски в туалет. Причём, бросил в одну сторону и их не только найти, а даже увидеть было нельзя. Когда Будзи вернулся в казарму, Царай его сразу спросил: