Шум бури
Шрифт:
– Ты осетин?
Дебола какое-то время не отвечал, потом обрадовался и ответил:
– Осетин-то я осетин, но что мне делать?
Голос у Дебола был таким осипшим и усталым, словно он целую неделю провёл на пиру, распевая песни и веселясь. Можно было подумать, что он оказался в тюрьме из-за сильного опьянения, но это предположение опровергалось стонами во время разговора.
– Если ты осетин, то что с тобой, почему стонешь?
Дебола теперь поверил, что действительно слышит осетинскую
– Подойди поближе.
Тот, кто говорил из угла, тут же оказался рядом с Дебола, и завёл с ним разговор. Дебола узнал Быдзеу и обрадовался:
– О-о, Быдзеу, а ты как сюда попал, кто тебя привёл?
– Я тоже здесь не по своей воле. Правильно говорят, что властный - сильный. Ты кто? Откуда меня знаешь?
– Так ты меня уже не знаешь, Быдзеу, нет?
– Честно говоря, я тебя не припоминаю.
– Ты не помнишь Дебола?
– Ты Дебола, Дебола!
– воскликнул испуганный голос и спросил торопливо:
– Что случилось, что с тобой?
– Не видишь разве? Хотя как меня можно видеть, темно же, но ты меня не узнал, так что спрашиваешь. Избили, раздавили меня и силой бросили сюда. Проведи рукой по моему лицу, и тогда узнаешь про мои дела.
Быдзеу стал искать в темноте лицо Дебола и когда нашёл, провёл ладонью по нему:
– Ты где так сильно вспотел? Тебя, наверно, много гоняли туда-сюда?
– Это не пот, Быдзеу, а красная кровь! Кровь гнева!
– Это кровь?!
– Кровь это, кровь. Кипящая кровь!
– сказал Дебола и, тяжело застонав, опустил голову вниз.
Быдзеу на какое-то время впал в удивление и не мог произнести ни слова, потом заговорил.
– Как?! Ты ранен, в тебя стреляли, ты убегал?
– забросал он вопросами Дебола.
Тот глубоко вздохнул, и начал медленно говорить о том, что с ним произошло. Быдзеу слушал так усердно, что не было слышно его дыхания. У него в голове рождалось и пропадало множество мыслей, но сказать он ничего не мог: Дебола говорил много, и конец своего повествования закончил решительными словами:
– Если ещё моя душа вырвется из этой тюрьмы, тогда что надо будет делать, я знаю хорошо. Ожесточённая, безжалостная борьба, другой дороги для себя я не выбираю...
– Это как, разве можно, чтобы царь призывал людей, а солдаты их избивали? Это что такое?
– возмущённо произнёс Быдзеу, высоко поднял брови и направил вопрошающий взгляд на Дебола. Тот простонал и вздохнул.
– Эх, завидую тем, кто свободен, я знаю кто царь, кто пёс, кто осёл!.. Эх, несчастный я, вырваться бы на свет. Увидеть бы ещё Овражное.
Слово за слово, и оба отошли от начала. Понемногу они стали забывать о своих горестях. У Дебола уже не болели раны, только иногда рана живота
* * *
Пока Царай и Будзи искали городские казармы, солнце стало заходить и своими последними лучами, как столбами, опёрлось на горы и в последний раз, подобно хорошему хозяину дома, внимательно смотрело на лицо земли, удостоверяясь в том, что всё на своём месте, что земля хорошо убрана.
Как только они вошли в ворота казармы, то откуда-то послышались звуки свирели. Люди бежали во двор и встали на свои места, но свирель не умолкала:
– Ду-ду-ду, у-ут-тут-тут-тут-тут!
Слышались голоса командиров.
– Все по местам, живо!
– Что ты там ещё делаешь, иди быстрей!
– Ты как одет?
– Равняйтесь, справа налево!
Когда все построились и выровнялись, тогда им начали раздавать маленькие медные котелки и деревянные ложки. После раздачи послышалась команда:
– Смирно!
Все резко застыли в ряду.
– Шагом марш!
Все, как один, подняли ноги и двинулись, слаженно опуская ноги на землю.
– Левой! Левой! Левой!
Так строем они отправились на ужин.
Пока длился ужин, солнце унесло свои лучи с вершин гор, и темнота пугливо начала красться с гор к степям. Когда ужин закончился, их опять заставили построиться в ряд, и они вышли во двор казармы. Там прозвучала команда:
– Стой!
Все одновременно встали.
– Разойдись!
Каждый ушёл куда хотел. Когда же наступило время отдыха, то свирель своим дивным голосом позвала новобранцев ко сну. Все разделись и закутались в одеяла. Наступила первая ночь после первого дня.
* * *
В бане новобранцы прыгали с раскрасневшимися лицами в солдатской форме. Наверно, к ним тепло так глубоко никогда не проникало, и у некоторых лица блестели подобно краснобоким яблокам. У худощавых лица покраснели, но в отличие от других не разбухли, а блестели, словно смазанные жиром верёвки. Выходя из двери, они собирались во дворе бани. Сбиваясь в группы, говорили друг другу о дивной печи:
– Вот это чудо! Плеснёшь в неё воды, и она начинает шипеть, а потом из неё обильно выходит пар.
– Если туда, куда брызгают водой, бросить человека, то что будет?
– спросил один и тут же над ним все в один голос стали весело смеяться. Сам парень тоже понял, что задал не очень умный вопрос, и поэтому решил оправдаться:
– Я не про горячую сказал, а про холодную!
Опять все рассмеялись над ним и спросили:
– А кто должен быть холодным? Человек или печь?
Парень заметил, что над ним начали подтрунивать и решил уйти в сторону, но его схватили за локоть:
– Куда убегаешь, ответь нам.