Шутки в сторону
Шрифт:
Светлана и Ремезов как по команде уставились на нее, а она, глядя куда-то в сторону, продолжала:
— Десять тысяч долларов у меня были, я приготовила их, чтобы выплатить Игорю за комнату, на которую он претендовал при размене. Я не хотела, чтобы он затевал суд, потому что это травмировало бы Катю… Я… я продала бабушкины кольцо и медальон.
— Ты продала бабушкино кольцо, ничего мне не сказав?! — вскрикнула Светлана.
Одновременно с ней встрепенулся Ремезов:
— Вы сказали, что деньги были. Значит ли это, что теперь их нет?
— Да, — чуть слышно
Ремезов с размаху стукнул себя ладонью по коленке:
— Черт побери, долго еще будут продолжаться эти тайны мадридского двора?!
— Честное слово, я ничего не знала, — Светлана молитвенно сложила руки на груди.
Ремезов устремил тяжелый взгляд на Ольгу:
— Ольга Николаевна, почему же вы до сих пор ничего мне не сказали? У вас пропала такая крупная сумма денег, а вы молчите!
— Господи, да эти деньги для меня ничего не значат! Все, что я хочу, чтобы Катя вернулась. Плевать мне на все доллары в мире! — выкрикнула Ольга.
— Я вас понимаю, — Ремезов взял ее за руку, — но это ведь очень важно. Не исключено, что именно из-за них и пропала ваша дочь. Когда вы обнаружили, что денег нет?
Ольга судорожно сглотнула слезы:
— На следующий день утром, когда стала разбирать Катины вещи. Я нашла на ее столе, среди бумаг, конверт… В общем, деньги лежали в этом конверте. Их забрала Катя, хотя я ничего ей о них не говорила. Я ей не рассказывала о том, что продала кольцо, так же, как и Светлане.
— Но почему тогда, если деньги у нее, они их требуют от нас? — Светлана смотрела на Ремезова испуганными глазами.
Спросила бы что-нибудь попроще! Вообще дело пахло очень дурно: некто требовал выкуп, этот некто знал о крупной сумме денег, имеющейся в семье, о которой, по идее, могла рассказать девочка, сама же их и забравшая. Уж очень все это было сложно. У Ремезова ныло сердце от дурных предчувствий: в таких ситуациях заложники редко оставались в живых, ибо они знали похитителей в лицо и могли их выдать. А последние нередко оказывались их знакомыми, а то даже и родственниками!
— Кто еще знал о деньгах?
— Никто, — Ольга отрицательно покачала головой.
— А ваш бывший муж?
— Нет, он не знал.
— Каким образом вы продали кольцо?
— Профессор Караянов свел меня с ювелиром. Тот очень высоко оценил работу, нашел клиента, а потом передал мне деньги.
— Значит, вы не знаете, кто купил кольцо?
— Нет.
— А ювелира запомнили хотя бы?
— Его фамилия Школьник, Арнольд Наумович. Пожилой, живет в центре, в том самом доме, в котором универмаг… Только входить нужно через подворотню…
Тут Ремезова словно громом поразило. Все, о чем он спрашивал, было, конечно, важно, но еще важнее другое — подготовиться к следующему звонку похитителя, а ведь он может раздаться в любой момент!
— Стоп! — Он поднял ладонь. — Это потом. Сейчас обсудим модель поведения в отношении вымогателя. Прежде всего спокойствие. Потребуйте, чтобы он передал трубку девочке, скажите, что вам нужно время, чтобы собрать деньги. Главное, спокойно, спокойно, без криков и угроз, потому что он может оказаться человеком
— А вы нас оставите одних? — встревоженно спросила Светлана.
Ремезов замялся:
— В идеале, конечно, мне бы нужно остаться…
— Оставайтесь, мы вас положим спать на диване.
Ремезов покосился на предлагаемый диван, который показался ему коротковатым. Но делать было нечего.
— Вы же, наверное, не ужинали, — опять спохватилась Светлана.
— Да я как-то… — смутился Ремезов.
— Не ломайтесь, — немедленно отрезала она, безо всякого перехода превращаясь из озабоченной женщины в привычную бойкую на язык стервочку, — чай, не барышня на выданье. Пойдемте, я вас покормлю.
Ремезов поднялся и безропотно поплелся за ней на кухню.
Пока он управлялся с незамысловатым ужином — картофельным пюре и парой сосисок, Светлана сидела за кухонным столом напротив и курила, держа в руках стеклянную пепельницу. Ремезов неторопливо пережевывал резиновые сосиски производства местного мясокомбината и невольно косился на ее ноги. Закинутые одна на другую, они были открыты для обозрения, по крайней мере, на девяносто пять процентов благодаря своеобразному наряду, который не поддавался конкретному определению: то ли чрезвычайно короткое платье, то ли удлиненный свитер. Периодически Светлана меняла положение ног, и тогда на коленке, оказывавшейся сверху, на какое-то время сохранялось розовое пятно, действующее на Ремезова, как красная тряпка на быка.
— Черт, а кетчуп! — воскликнула она.
— Спасибо, уже не надо, — поблагодарил он, отодвигая пустую тарелку.
Она не стала мучаться угрызениями совести: ну забыла и забыла.
— Чай или кофе?
— Пожалуй, чай.
Она налила чаю ему и кофе себе. Чай, по крайней мере, был горячим и душистым, с необычным привкусом.
— Чабрец, — пояснила она, — правда, неплохо?
Он кивнул. Слава Богу, не какое-нибудь дьявольское зелье — уже хорошо. С нее станет собирать магические травы на заброшенном кладбище в полнолуние или летать на метле!
— Расскажите-ка мне лучше о колечке, которое стоит десять тысяч баксов, — попросил он, вдыхая дурманящий аромат чая.
Она так глубоко затянулась, что даже закашлялась.
— Все, нетути колечка, как выяснилось. А между прочим, это была последняя фамильная вещичка. В общем, потомки пошли по стопам пращуров, профукали единственный раритет.
— То есть? — уточнил Ремезов.
— Представьте себе, что мы с Ольгой последние рахитичные побеги на кряжистом древе захудалого дворянского рода, — пояснила она без особого энтузиазма. — Настолько захудалого, что наши предки еще задолго до революции влачили жалкое существование. Так что в годы оные у комиссаров интереса не вызывали, благодаря чему и уцелели. А все потому, что наш прапрадедушка когда-то проигрался в карты и спустил все подчистую, кстати, и это самое колечко, по семейным преданиям, чуть ли не подарок Екатерины. Так вот, колечко он все-таки потом отыграл, и оно осталось в семье. Вернее, оставалось до недавних пор.