Схватка с чудовищами
Шрифт:
Передал Новиков и «компромат» на него, который генерал Петров собирал в отдельную папочку. Это были сводки наружного наблюдения, перехват телефонных разговоров, застенное прослушивание разговоров с Еленой. Но все это не могло доставить Петрову «радости», поскольку не отвечало его ожиданиям. Заслуживали, видно, внимания лишь донесения агента Волгина. Для Антона они оказались тоже «открытием». Агент называл его «политическим проходимцем», «уличал в преступных связях с врагами народа», осужденными Особым совещанием, бывшими руководителями издательства «Academia», выпускавшего книги классиков русской и
— Вы верите этому? — спросил Антон полковника.
— Бред какой-то! — ответил Новиков.
— Я знаю, кто скрывается под псевдонимом Волгин.
— Кто же? — заинтересовался Новиков.
— Некто Честнейший.
— Фамилия-то какая.
— Это по его доносам расстреляны ленинцы Янсен, Полонская, Радкевич.
— Известные люди…
— Я в то время работал в этом издательстве и видел погром в кабинетах после их ареста. А во-вторых, уже после войны, узнав, что я работаю в органах, Честнейший доверительно признался мне во всем лично. И очень гордился такой своей «работой».
— Подними «Личное дело» агента Волгина и следственные дела на руководителей издательства. Его надо вывести на чистую воду. Агент должен нести правдивую информацию, а не оговаривать честных людей. От таких следует решительно избавляться… Что же касается следственного дела на тебя, составь акт на его уничтожение. Основание: отсутствие состава преступления. Дашь мне его на утверждение. И пусть душа твоя будет спокойна. Ты был слишком юн тогда, — неожиданно добавил полковник. — Я же, хоть и не работал в органах, помню 1934 год. После убийства Кирова была введена смертная казнь «за измену Родине». И поделом! Во все времена измена сурово каралась. Страшно другое. Одновременно были установлены различные сроки наказания для ЧСИР — членов семьи изменника Родины, в том числе и детей. Феликс Эдмундович вряд ли допустил бы такое. Сколько человеческих жизней загублено! Гениев, талантов, просто способных людей!
— Будучи под следствием, я думал над этим. В самом деле, при чем сын, если отец не в ладах с законом и тем более изменил Отечеству, продался врагу, — вставил Буслаев.
— А слова «враг народа», — продолжал Новиков. — Уже тогда они не сходили со страниц газет. Ими клеймили всякого, кто оступился, невпопад что-либо сказал, кто был осужден по доносу соседа или сослуживца из желания отомстить, из корысти, из ревности, из личной неприязни.
— Судя по архиву, таких дел было великое множество, — подтвердил Антон.
— Было и другое уродливое явление. Человек, побывавший за границей, автоматически попадал под подозрение, как потенциальный шпион или диверсант, террорист. Не щадили и разведчиков, выполнявших задание Родины, рисковавших жизнью.
— И такие дела мне встречались в архиве, — заметил Буслаев. — Чувствовалось, чтобы добиться оговора себя или других, следователь использовал все средства — от мордобоя до пыток.
Новиков задумался.
— В чем-то виноваты и мы с тобой, Антон, если терпели многое, мирились с тем, против чего надо было восставать. Впрочем, ты пытался сопротивляться. Но если бы не кончина Сталина, тебя расстреляли бы, а Елену с детьми бросили за колючую проволоку.
— Жутко даже подумать об этом, — Антона всего передернуло.
— Нам предстоит покончить
Полковник встал, походил, приблизился к Буслаеву.
— Засучивай рукава, Антон! И готовь к подобной работе своих подчиненных. Наступило время переоценки ценностей. Но знай: как бы ни относились к Дзержинскому, его три «Ч» навсегда останутся составными нашей морали — Честность, Чуткость, Чистоплотность.
И СНОВА В БОЙ
Не успели отвоеваться и перековать мечи на орала, как разразилась другая война — «холодная», психологическая, не менее жестокая и бесчеловечная, когда и души растлевались, и судьбы людские калечились. «Но разве мы объявили Западу „холодную“ войну и угрожали ему атомной бомбой?» — размышлял Антон.
Он прекрасно помнил призывы Уинстона Черчилля к «крестовому походу против коммунизма». Это был март 1946 года. Затем последовала политика «сдерживания» и «отбрасывания» коммунизма, возникла программа американо-английского господства над миром. Стержнем этой программы стала политика с позиции силы и экономическая блокада государств Советского блока, изматывающая Советский Союз гонка вооружений. Были разработаны планы «устрашения» — «Тоталити», «Чариотир», «Флитвуд», «Дропшот», отличавшиеся один от другого тем, что каждый последующий предусматривал большее количество жизненных центров на территории СССР от Прибалтики до Камчатки, подлежавших уничтожению, подобно Хиросиме и Нагасаки.
Смысл всего этого? Заставить СССР отказаться от строительства социализма, вынудить его встать перед Западом на колени, запросить пощады. Затем последовала бы оккупация, расчленение и поглощение нашей страны со всеми его народами и богатствами.
Охладило США, парализовало их замыслы то, что в 1949 году у СССР появилась собственная атомная, а затем и водородная бомбы. И тогда Запад, преследуя те же цели, перешел к войне «холодной», психологической, чтобы попытаться разложить Советское общество и взорвать его изнутри.
Над миром вновь сгустились и повисли грозовые тучи. Вокруг СССР создавались военно-морские базы, возводились мощнейшие радиосистемы. К микрофонам были приставлены предатели времен Второй мировой войны, изменившие своим народам и воевавшие на стороне гитлеровской армии, сотрудничавшие с гестапо и абвером.
Голос того же «Радио Свобода» звучал оголтело, разнузданно, подстрекательски. Он проникал в квартиры граждан, манипулируя их сознанием, исподволь, а иногда и прямо подбивая на выступления против существующего строя, грубо навязывая чуждый образ мыслей и жизни.
Активизировались спецслужбы стран, входивших в военный блок НАТО. Советскому Союзу было навязано противоборство в сфере разведки. Действовали силы Запада, как единый оркестр, руководимый опытным дирижером. Советскими властями все это квалифицировалось, как вмешательство во внутренние дела страны, как подрывная деятельность. На Западе не скрывали, что ставка делается не только на сиюминутный, но и на долговременный эффект.
Контрпропаганда — дело партии. Однако руководство КПСС перекладывало решение идеологических вопросов на органы безопасности, подставляя их тем самым под удар общественного мнения.