Схватка с чудовищами
Шрифт:
— Разве целибат отменен? — спросил Буслаев. — Если так, то поздравляю вас: отныне и вы, патер, не лишены земных человеческих радостей от близости с женщиной.
Ксендз оказался в замешательстве от этих слов. Голос его от волнения сел. В оправдание свое он принялся лопотать что-то невнятное, молол какую-то несусветицу.
— Это — реликвия. Лифчик Девы Марии, Божьей матери нашей. Она ведь тоже была женщиной… Это и есть мое общение с Богородицей. — Наконец запричитал: — Господи, услышь глас раба своего! — Заискивающе спросил Буслаева: — Вы что же, намерены посрамить меня, мое
— Да нет. Пусть это останется на вашей совести.
Буслаев не ограничился встречей с ксендзом. Обратился он и к старообрядческому священнику, и к православному и встретил у них понимание и отзывчивость. Позиция же ксендза… Но если священнослужитель потакает бандитам, то и сам с ними в одной лодке сидит, размышлял он. Многие его католические собратья, как и православные священники, прошли через гитлеровские концлагеря, погибли в застенках гестапо за свои гуманистические убеждения, за патриотические поступки, за связь с партизанами. Он же остался цел и невредим.
Было четыре часа утра. Сон пришел не сразу. Перед глазами, как в фильме, сменялись один за другим кадры из комсомольской жизни в институте. Снился брат Александр, с которым война разлучила его странным образом. Снилась Лида. Вдвоем они плыли в лазурном небе на красном воздушном шаре. И вдруг пушистое белоснежное облако окутало ее. Выхватило из гондолы и куда-то понесло. Облегченный шар взмыл еще выше и попал в поток сильного ветра, его болтало из стороны в сторону, потом начало прижимать к земле…
Проснулся Антон от доносившихся с первого этажа шагов, скрипа и хлопания дверей. То, видно, осодмильцы расходились в дежурном помещении. Он встал с кожаного дивана, потянулся и подошел к окну взглянуть на погоду. Светало. Но что это? На телеграфном столбе вниз головой висел огромный жирный гусь. Капельки крови, вытекавшие из него, превратились в розовые сосульки. Чуть ниже свисала дощечка с текстом: «Лейтенант Буслаев! Убирайся подобру-поздорову! Иначе тебя ждет та же участь, что и этого серого гусака! С презрением и ненавистью к тебе — Краковский».
Стало как-то не по себе. И даже жутковато. Быть может, именно в эту минуту лейтенант впервые по-настоящему осознал: предстоит борьба не на жизнь, а на смерть. Ситуация…
— Ну что же, поборемся, господа недобитые! — сказал он вслух, придя в себя, хотя рядом никого не было, кто мог бы его слышать. Придвинул к себе аппарат полевого телефона и стал звонить в Молодечненское управление НКГБ, чтобы немедленно прислали не оружие, не боеприпасы, а гектограф и восковку к нему, писчей бумаги побольше. Предполагал тиражировать на нем листовки, обращенные к тем, кто оказался в банде Краковского, да и в других бандах не по своей воле.
По тому же поводу позвонил и начальнику оперативного сектора, которому был подчинен. Однако разговор не состоялся. Его помощник, капитан Горяев, сообщил, что полковник Драгомилов погиб, подорвавшись с машиной на мине, установленной бандитами на пути его следования. Весть эта поразила Антона. Он уважал этого человека за самостоятельность суждений и смелость оперативных
Генералу Петрову позвонил Меркулов. [3]
— Слушай, Пантелеймон, ты не думаешь, что слишком засиделся в своем начальственном кресле? — спросил он.
Звонок этот прервал жизнерадостное настроение генерала, вызванное тем, что он только что возвратился от женщины, с которой провел несколько приятных вечерних часов. Даже в жар бросило от того, что Меркулов мог дознаться о его аморальном поведении; тогда хорошего не жди. Дипломатично ответил:
3
В декабре 1953 года вместе с Берией Л. П. осужден к ВМН.
— По правде говоря, так много работы, что не задумывался как-то над этим.
— Так вот. Придется тебе проветриться.
— Как прикажете, Всеволод Николаевич. — В эту минуту генерал почему-то подумал, что Меркулов намерен перевести его в другое управление с повышением в должности и звании, что было бы весьма заманчиво, и даже стал успокаиваться.
— Все дела в сторону, Пантелеймон! Немедленно вылетай на военном самолете в город Молодечно и прими на себя руководство оперативным сектором. Прежний его начальник Драгомилов сдуру подорвался на бандитской мине.
— Слушаюсь, — ответил генерал, хотя предложение это вовсе не означало повышения. Напротив, оно было для него чем-то вроде гильотины. Он тут же представил, что и для него в тех краях уже изготовлена мина. А нет, так падет от руки снайпера.
— Желаю успехов, генерал!
— Благодарю, Всеволод Николаевич, за доверие.
Положив трубку, подумал: картины коллекционирует, пьесы пишет, а занимается теми же делами, что и я…
Прибыв в Молодечно, не приступая к делам, генерал Петров поспешил отдать долг вежливости (не больше!) Первому секретарю обкома партии. Разговор был недолгим. Инициативу захватил партийный руководитель. Он указал на инертность его предшественника в оперативном секторе и потребовал в ближайшее же время ликвидировать все бандформирования на территории области, иначе может сорваться весенняя посевная кампания, ибо население запугано бандитами и может не выйти на поля.
Тон разговора генералу Петрову не понравился, и тем не менее он взялся за дело, не теряя времени. Выслушав доклад своего помощника капитана Горяева об оперативной криминогенной обстановке на территории области, расставил на карте, висевшей на стене, синие флажки и увидел, что наибольшее скопление банд образовалось в зеленых массивах на участке лейтенанта Буслаева. Банды эти отличались, по словам Горяева, наибольшей дерзостью и бесчеловечностью. Подумав, поинтересовался соображениями капитана о действиях, которые следует предпринять, чтобы их уничтожить.