Схватка с чудовищами
Шрифт:
Лиханов еще больше задумался.
— Товарищ лейтенант, а вдруг мы встретим Краковского. Не сейчас. Вообще, — спросил Григорий, видимо, вспомнив трагедию с отцом.
— Тогда это было бы уже не вдруг, — ответил Буслаев.
— Я крикнул бы ему: «Бросай оружие, гад! Давай стыкнемся!»
— Прибьет он тебя, — глухо сказал Лиханов.
— А он не вывернется!
Выстрел… Другой выстрел… Автоматная очередь…
Григорий вскрикнул и схватился за винтовку, но выпустил ее из рук. Лиханов что-то прокричал Буслаеву, столкнул Григория с саней, прихватил полевую сумку, скатился
Лошадь одна опрометью неслась в Кривичи, волоча за собой вмиг осиротевшие сани.
В кювете Буслаев наложил Грише повязку.
— Обойдется… — старался он поднять дух побледневшему пареньку.
— А я и не переживаю, товарищ лейтенант. Подумаешь, царапнуло! Не разрывной же пулей, — бодрился юноша.
— Ты смел, но надо еще и уметь бояться. Тогда никакая пуля не возьмет.
Утопая в снегу, все трое ползли по дну кювета. В моменты затишья делали короткие перебежки. И тогда бандиты снова открывали стрельбу, вынуждая их вести бесприцельный огонь на ходу. Но вот озверелые бородачи двинулись им наперехват. Когда приблизились шагов на двадцать, Буслаев, чуть привстав, с силой бросил в них фанату. Кого-то осколки ее сразили. Бандиты замешкались, но, оправившись от испуга, снова подступили к большаку.
Буслаев видел осатанелые лица тех, кто бил по ним короткими очередями из немецких автоматов. Казалось бы, страх должен был подавлять и рассудок, и чувство самосохранения, но в нем, напротив, закипала ярость. Это придавало силы и смелость. Он рисковал, но риск был оправдан.
Григорий узнал убийцу своего отца.
— Это же Краковский! Ух, гад… Бросай оружие! — крикнул он неустоявшимся фальцетом.
Юноша готов был выскочить из кювета, чтобы схватиться с ним. Лиханов удержал его. Подпустив на короткое расстояние, выстрелил в Краковского. Видно было, как атаман выронил короткоствольный автомат, схватился за плечо.
Гриша укоризненно посмотрел Лиханову в лицо.
В другой раз рассчитаешься с ним, — с чувством вины перед мальчишкой сказал Иван. — Но и эта рана, быть может, окажется для него смертельной.
«Откуда в этих местах, именно на той дороге, по которой еду я, взялся Краковский? — спрашивал себя Буслаев. В нем зрело убеждение, что не обошлось без предательства. — Но кто этот Иуда, продавшийся за тридцать сребреников?.. А Краковский… Похоже, от угрозы в мой адрес он решил перейти к ее осуществлению».
— Иван, забирай Гришу и ползи с ним в поселок! — приказал он.
— А как же ты, лейтенант?
Почувствовав, видимо, ослабление огня, бандиты осмелели, где перебежками, а где по-пластунски они перебирались через большак. Раздалась чья-то команда: «Заходи с тыла! Окружай эту сволочь!»
Буслаев заметил, как все ближе и ближе, теперь уже со всех сторон к нему подступали бородачи. Они кричали, не зная, что он здесь один: «Сдавайтесь! Вы окружены, бросайте оружие и выходите на дорогу с поднятыми руками!»
Антону померещился истекавший кровью гусак на столбе.
Как бы не так! Подпустив бандитов на более близкое расстояние, экономя патроны, он стрелял одиночными, выборочно, прицельно. Каждое
Придя в себя, бандиты, уже меньшим числом, брали его в «клещи»…
Из Кривичей на выручку Буслаеву бежали местные осодмильцы, услышавшие жаркую перепалку вблизи поселка. Бежали изо всех сил, в полный рост, кто по дороге, а кто по заснеженному полю. Но успеют ли они?.. Продержится ли до их прихода лейтенант из столицы со своим скудным запасом патронов? Один против полутора десятков озверелых, жаждущих его крови бандитов, обладающих физической силой и неплохо обученных еще гитлеровцами приемам ближнего боя в условиях открытой местности.
ВАРЬКА ПО ПРОЗВИЩУ ШАЛАШОВКА
В тот день Буслаев то и дело поглядывал в окно в надежде увидеть условный знак на столбе, где какое-то время назад был подвешен людьми Краковского истекающий кровью гусь. Но знака все не было. Он стал беспокоиться, не случилось ли чего со связной. И вдруг заметил очерченный углем кружок. Сомнений не было: почерк Анны. Означал этот знак, что, как только начнет смеркаться, она будет ждать его в условленном месте — в овраге за районным центром.
Солнце, казалось, не хотело покидать землю, оттого сумерки наступили лишь часам к шести вечера. Немало поплутав по улицам и переулкам, чтобы сбить с толку желающих понаблюдать за ним, лейтенант приблизился к оврагу. Анны не было, и он прошелся вдоль него в направлении мельницы. Вскоре показалась и она. На голове был повязан платок, за спиной свисала вязанка сучьев для растопки печки, прихваченных специально, чтобы оправдать перед случайными встречными свое появление среди зарослей.
— Рад видеть вас, Анна Митрофановна. Как наши дела? — улыбнулся ей Буслаев и отвел ее в сторону от тропы.
— Это уж вы оцените — хорошие дела или неважные.
— Егору удалось что-нибудь разведать, или Краковский по-прежнему не откровенен с ним?
— Да нет, временами подпускает к себе. Во всяком случае, среди ихних начальников он у него, можно считать, свой человек. Расположен к нему и адъютант Краковского, Федор.
— И что же Егор передал для меня?
Анна достала из чулка и подала ему бумагу.
— Это план лагеря на новом месте. И вот записная книжка Краковского. Из штанов евонных выпала, а Егор и подобрал.
Буслаев взял драгоценный набросок, всмотрелся в него. На плане четко просматривались бункера, система сообщений между ними, расположение огневых средств. Перелистал записную книжку с фамилиями и адресами, видно, близких Краковскому людей.
— Спасибо и Егору, и вам, Анна. Это очень ценно для меня.
— А еще Егор велел сказать вам, что познакомился с Варькой, по прозвищу — Шалашовка.
— Это кто же такая?
— Говорят, любовница Краковского. Приходящая, так сказать. Фамилия ее — Веселовская. Полячка. Я припоминаю ее. Она живет в нашем райцентре. Второй дом справа, если ехать со стороны мельницы. У всех плетнем двор обнесен, а у нее штакетником.