Шырь
Шрифт:
— Йоу.
— Йоу, — ответил недовольный хриплый голос откуда-то из глубины леса. — Что, ни папки у тебя не имеется, ни мамки?
— Сирота я, дядя, с младенчества. Но это даже хорошо, нет ни к кому привязанности. Ни родственников, ни похорон. — Семен не удивился голосу, но почему-то чувствовал вину перед ним.
— Ты, Семен, смотрю, не лыком шит. — Голос подобрел.
— Мне, вообще, надо только станцию глушения найти, и всё. Я ведь от жизни ничего особенного не требую. Я же не хам, я верующий.
— Похвально.
— У меня, дядя, исключительно музыкальный интерес. Всех, кто на русском языке под фонограмму поет о любви, я хочу за Можай загнать и подвести под монастырь.
— А когда последний раз был на причастии?
— Уж года два прошло, — признался Семен, смутившись.
— А сколько девок за это время попортил?
— Около восьми, точно не помню.
— Изыди из леса, блудодей! — приказал голос опять сердито и несколько истерично.
Семен понуро кивнул и стал разбирать палатку.
Красный богатырь
— Значит, вы здесь порнушку смотрите? Немецкую?
— Нет, мы смотрим фильм о любви.
— Для кого-то это любовь, а для кого-то — блядская жизнь…
Северо-восточная окраина Москвы, институт-интернат для паралитиков. Лесополоса отделяет его от спального района и завода резиновых изделий «Красный богатырь», за мрачность старых построек прозванного местными «Бухенвальдом». Середина октября. Из окон интерната видны бурые заводские трубы над пожелтевшими верхушками деревьев.
Колясочник Митя поужинал — дали гречневую кашу с кусочком курицы, хлеб и компот — и сидел в столовой у широкого, от потолка до пола, окна, откуда была хорошо видна подъездная дорога.
Митя ждал гостя, вспоминая, как прошлым вечером самостоятельно, на своем инвалидном кресле, ездил в магазин. От интерната — по тропинке через лесополосу, потом — до жилого массива — по обочине шоссе…
У гастронома рядом с метро, припоминая, что надо купить, Митя остановился и достал из-за пазухи деньги, которые дали товарищи-колясочники. «Миша заказал тушенки, три банки. Надо проверить, чтобы была без сои, — соображал он. — Женя заказал пачку презервативов… Роме нужен чай. Опять будет чифирить. Потом на сердце жалуется». И, задумавшись, Митя уронил сторублевку.
Купюру поднял и протянул ему усатый мужчина лет тридцати, почему-то очень легко одетый, несмотря на прохладную погоду: обтягивающие джинсовые шорты, кеды и зеленая, похожая на военную, рубашка.
Митя подумал, что этот мужчина с русыми усами скобкой — похож на инженера-семидесятника: мечтательный взгляд, открытое всем ветрам лицо, какое можно найти в фильмах того времени и на фотографиях из журналов «Наука и религия».
Летом
— Спасибо, — сказал Митя и спрятал купюру в карман вместе с остальными деньгами.
— Да, друг, не повезло тебе со здоровьем. Что, в аварию попал? — спросил мужчина.
— Нет, врожденное.
— Так ведь операцию надо сделать. Сейчас врачи всё могут. — Незнакомец достал сигареты, закурил. — Починят тебе ноги, будешь бегать. Не бойся, пусть лечат.
— Тут не в ногах дело, — сказал Митя, не понимая, зачем мужик пристал к нему, — в голове проблема. В мозгу что-то не работает. Голову придется резать. А неохота.
Мужчина посмотрел участливо и протянул руку:
— Я Красный Богатырь.
— Дмитрий. — Митя пожал его теплую, сильную ладонь. — А Богатырь — это что, кличка?
— Нет, призвание.
— Какой же ты богатырь? — Митя рассмеялся.
— Красный, — серьезно ответил мужик.
— Что-то хиловат.
— Зато не мерзну.
Митя посмотрел на голые ноги Богатыря, подумал, что незачем больше с ним разговаривать, развернулся и поехал к дверям магазина.
— Дим, подожди, — попросил Богатырь.
— Чего? — Митя остановился.
— Понимаешь, одиноко мне сегодня. Поговори со мной, а?
Красного Богатыря с утра побил ревнивый сожитель, парикмахер Гена. Не так больно, как обидно, и Богатырь решил, что больше к нему не вернется. Но дома — тоже плохо, там допекает мать, дескать, одумайся, дегенерат, живи по-человечески, работай, а не шляйся. И поэтому Богатырь, надеясь познакомиться с кем-нибудь, до вечера околачивался у метро.
— О чем говорить-то будем? — Мите вдруг жаль стало Богатыря.
— О чем хочешь, — обрадовался тот. — Давай заодно прогуляемся, пива попьем?
— Хорошо, — согласился Митя, подумав, что в интернат можно вернуться и позже.
В гастрономе Богатырь купил Мите и себе по банке пива, и они направились к скамейке на бульваре.
— Как, друг, у тебя с любовью? — спросил Богатырь, по пути открывая свою банку.
— Издеваешься? — ответил Митя. — Я же инвалид.
— Это ерунда.
— Так ведь я страшный.
— Нет, — уверенно сказал Богатырь, — ты симпатичный. Преодолей комплексы, будь активнее, и все получится. И надо уметь правильно раскрепощаться.
Богатырь присел на скамейку. Митя остановился рядом. Он начал рассказывать Богатырю о своем интернате, о друзьях, о том, как в прошлом году несчастливо полюбил ходячую девушку-первокурсницу. Красный Богатырь внимательно слушал, вздыхал и советовал забыть любовную неудачу.