Сибирская Симфония

Скоробогатов Андрей Валерьевич

По дороге до нужника Тихон заметил странные осветительные приборы на подоконниках длинного барака: в цветочных горшочках в бурый каменистый субстрат были воткнуты старинные лампочки Ильича, подпёртые карандашиками и мерцавшие неровным, тусклым огнём.

— А чего это они светят?.. — спросил Тихон.

— Уран, — коротко пояснил геолог. — Холодный термоядерный синтез. Главное, графитовый стержень из горшочка не вытаскивать, а то будут неприятности.

Тихон кивнул — про графитовые стержни он помнил ещё с работы.

Работа. Казалось,

родная атомная станция была так давно и далеко, что он уже никогда туда не вернётся. А стоит ли возвращаться? После того, что с ним случилось и что он увидел.

Может, ну его, этот внешний мир? Остаться тут, на станции, со стариками. Уран выкапывать и в цветочные горшочки складывать. Красота, а не жизнь!

Но нет, он ещё не выполнил свою главную миссию.

Интересно, а как раньше Никита с Лаврентичем с атомной станции проделывали этот путь с цистернами? Если с такими же приключениями, то почему молчали? А если спокойно, то почему у него всё не так гладко идёт?

— Вещи наши где? — спросил Тихон, вспомнил про цистерну.

— На склад оттащили, — старик приоткрыл входную дверь. На двое мела метель, сквозь которую виднелись очертания ещё двух бараков, обнесённых бетонной стеной с колючей проволокой. — Санки, правда, только одни вытащить смогли, и пара собак от взрыва погибла. Но ничего, мы выживших отогреем и приютим, собаки нам нужны.

Когда Тихон вернулся, Валерьяныч уже всё узнал и обо всём договорился. Тихо подозвал спутника в сторону и сказал.

— Объяснил им про наше задание, они спорить не стали и сказали, что завтра отдадут нам свой снегоболотоход. Я слышал про них от начальства, поговаривают, у нас в регионе целых три таких одичавших станции с геологами-аксакалами. Как я понял, раз в год нефтяники всё же привозят им какой-то товар в обмен на топливо — ну, нефтяники, сам знаешь, народ тёмный, живут обособленно.

— Странно, почему они до сих пор живы. Если они ещё при советской власти сюда пришли.

— Вера, Тихон. Вера и радиация — вместе они творят чудеса.

5. Тайна

Древний снегоболотоход, покачиваясь на гигантских надувных колёсах и попыхивая дизельным двигателем, медленно полз по сугробам.

— Дальше оврага я вас не повезу, — сообщил шофёр-геолог. — Обратно через два дня заберу. Там проклятые места, полные капиталистических предрассудков.

— Мутанты, что ли? — спросил Тихон, сидевший на заднем сиденье с Валерьянычем.

— Уж не знаю, как вы их там называете. По мне, так все они — дети произвола генетики, продажной девки капитализма.

— Дед Степан, — обратился к геологу Тихон. — А ты женщин видел?

— Конечно видел, как не видать? У меня и жена в Свердловске была. Уж не знаю, жива, или нет, старушка.

Свердловск, как и прочие уральские города, таинственным образом исчезли с карты ещё во времена мировых мутаций, оставив после себя только железнодорожные пути, но Тихон тактично промолчал.

—

И какая она, эта жена? Похожа на нас, мужиков?

— Ты, Тихон, брось его о женщинах спрашивать, — немного раздражённо сказал лейтенант. — Он уж забыл всё.

— Ничего я не забыл, всё помню! — усмехнулся Степан. — Бывало, засидишься в конторе, придёшь с работы поздно, а она с порога — «Где шлялся, скотина, почему помада на лице?» И сковородкой — хрясь! А это не помада вовсе, а свёкла, мы на обед свёклу варёную ели, вот и испачкался ненароком.

Опасные они, эти женщины.

— Валерьяныч, а помнишь, ты рассказывал про то, что женщина из Подмосковья заблудилась?

— Ну помню, — похоже, присутствие геолога не смутило кэгэбэшника.

— Ты знаешь, каково у них там, на западе, в Подмосковье?

— Ладно, Тихон, — грустно сказал Валерьяныч, перейдя на полушёпот. — Расскажу я тебе главную сибирскую тайну. В Москве и Подмосковье почти одни женщины и живут. Из мужиков только начальство подмосковное, да юноши до шестнадцати-двадцати лет. У Сибири там инкубатор, слышал такое слово? Термоядерные нагреватели стоят вокруг в каждом районе, поддерживают плюсовую температуру. У всех женщин по ребёнку, а кто успеет — по двое.

— В смысле, успеет?

— В том смысле, что всего два-три года можно замужней ходить. Потом мужа из семьи на поезд сажают, дают таблетку специальную, да дают запить водкой, первым стаканом водки в его жизни. И забывает парень всё, что с ним было, и становится сибиряком. А здесь уже приёмный отец его воспитывает. Ясно, Тихон?

— Получается…

— Получается, и у меня где-то сын есть, или дочь, и у тебя. И у начальства точно так же. Это самая главная тайна сибирская, а всё остальное — про инопланетян, да про мутантов — так, фигня.

— А как же китайцы?

— Нету уже давно китайцев, постановка всё это, и домыслы.

— Получается, цирковая теория мира — это?..

— Ага.

— И ты мне это всё так просто рассказал?!

Валерьяныч отвернулся в окно и пробормотал.

— Шапку надевай, уже к оврагу приехали.

Цистерну пришлось тащить на самодельных волокушах — полноценные сани геологи поскупились дать. Лыжи были старые и потрескавшиеся, а лыжных палок тоже не дали, и приходилось толкаться палками импровизированными, сучковатыми.

Овраг явно был искусственным — не овраг, а ровная глубокая траншея, отделявшая полигон от остального мира. Сибиряки с трудом затащили цистерну наверх и зашагали вперёд по узкой просеке.

Деревья вокруг изменились — вместо привычных сосен стояли коренастые, раскидистые вязы и дубы. Луна жёлтой яичницей тускло просвечивала в кронах деревьев, а на востоке небосвод уже порозовел — световой день неуклонно увеличивался. Тихон глазел по сторонам — лес вокруг был совсем другим, непохожим на сибирскую тайгу. Сугробы здесь были неглубокие, а на болотистых лужайках сквозь снежный покров пробивались зелёные ростки осоки.