Сидоровы Центурии
Шрифт:
Интеллектуально созрев до приема очередной дозы спиртного, Фишман попросил Павлова произнести тост, в котором бы обязательно упоминались наука или великие ученые.
— Дима, даже не пытайтесь, там одни евреи, — сказала Мелисса и громко икнула, непонятно, что имея в виду, а затем сладко зевнула.
— Хорошо, — сказал Павлов, задетый за живое, — вы хотите тосты про ученых-евреев? Они есть у нас! И с выражением прочитал:
Жил да был в Швейцарии патентовед Эйнштейн,
Он как-то раз ударился башкою о кронштейн.
И
А масса сопрягается с энергией всегда.
По окончанью лекции он показал язык,
Чтоб умный сразу понял, ну а дурак возник,
И начал на коллайдерах материю гонять,
Добить, дробить пространство до е и в душу мать.
Но тут с бозоном Хиггса (2) случилась кутерьма.
В стандартную модельку закралась, ну, фигня!
Сложив из всех извилин теорию сверхструн,
Ученые натужились, чтоб вызвать новый бум.
Эйнштейна отодвинуть, чтоб больше не мешал,
И Нобеля зловещий присвоить капитал.
Так выпьем же ребята шампанского до дна,
Чтоб не казалась страшной нам черная дыра!
Чтоб время и пространство сошлось и навсегда
Для Альберта Эйнштейна, и грешных нас…
— Ура!!! — закричал Фишман. И кстати. Потому что тост заканчивался именно этим возгласом.
Осушив свой пластмассовый стаканчик до дна, Фишман спросил Павлова, кто автор опуса. Павлов сознался, что написал тост сам: по просьбе своего старшего брата для какого-то институтского "капустника". Тогда Фишман заявил, что теория относительности, это — полный отстой, однако, ему почему-то хочется спать. Сказав это, он смело полез на свободную верхнюю полку, а когда Мелисса попыталась его убедить в том, что ему лучше остаться внизу, заявил, что его просто бесит, когда вокруг него кто-то ходит в то время, когда он спит. Приняв удобное для отхода ко сну положение тела, относительно горизонтальной плоскости верхней полки, Фишман чихнул, высморкался в полотенце, зевнул, а потом, неожиданно, вслух, процитировал Владимира Высоцкого:
"Я не помню, кто первый сломался, -
Помню, он подливал, поддакивал, -
Мой язык, как шнурок, развязался —
Я кого-то ругал, оплакивал…"
Услышав это, Павлов похолодел. Он сразу узнал стихотворение великого советского барда о стукаче из Вологды.
— Неужели Фишман догадался, что я не случайный попутчик, а засланный казачок? — тревожно подумал он. Но тут Мелисса вывела его из состояния душевного волнения предложением сходить на перекур. Павлов, чтобы не терять престиж, открыл новенький дипломат и презентовал ей пачку сигарет марки Winston, что вызвало с ее стороны неподдельную радость или, можно даже сказать, восхищение. Этот момент не прошел мимо
И, вот, они, втроем, пришли в тамбур и закурили. Обсудили достоинства заграничного табака в противоположность пахнущей навозом "Явы" и отдающего березовым веником "Космоса". Потом Мелисса, неожиданно, заявила, что у нее к Павлову имеются претензии, которые она хотела бы изложить ему тет а тет.
— А я то, думала поговорить насчет ля мур ля труа, — обиделась Наденька, туша сигарету.
— Это по-немецки? — поинтересовался Павлов.
— Нет. Это по-французски, — ответила Наденька, и с гордо поднятой головой вышла из тамбура, оставила их наедине.
— Дима, — обратилась к Павлову Мелисса, — я на вас не просто обижена, а обижена так, что готова вас просто растерзать!
— А в чем дело?! — спросил Павлов, одновременно удивившись и испугавшись.
— Дело в том, — заявила Мелисса, не то в шутку, не то всерьез, — что вы, намедни, изволили схватить меня за титьки. Облапили меня, как обыкновенную деревенскую дуреху! А я таких шуток не люблю и срочно требую сатисфакции!
— Прикалывается! — догадался Павлов, у которого после ее слов, словно камень с души свалился. И тогда он, сделав реверанс, тоже решил приколоться, вспомнив, как нельзя, кстати, стихи Владимира Семеновича Высоцкого из пьесы про Алису в стране чудес, немного их перефразировав:
"Миледи! Зря вы обижаетесь на Зайца!
Он, правда, шутит неуместно и часто напивается,
Но он потом об этом так жалеет и терзается!
Не обижайтесь же на пошленького Зайца!"
— Перестану, если вы меня поцелуете. 100 раз, не меньше! — потребовала Мелисса.
— Да я тебя не только поцеловать могу. Только намекни, — думал Павлов, сжимая Мелиссу в своих объятиях и покрывая ее лицо бессчетным количеством поцелуев.
И, точно подтвердив намерения обоюдной близости, Мелиса, просунула свою руку в его широкие спортивные штаны и зашептала, горячо дыша ему в лицо.
— Пойдем к Алине. В ее купе. Я уже с ней договорилась.
Чем они в купе проводников занимались — ежу понятно, но явно не с целью продолжения рода Павловых-Фишманов.
На свои спальные места в IV купе, освещенных тусклым желтым светом фонариков у изголовья двух свободных нижних полок N15 и N17, Мелисса и Павлов вернулись уже далеко за полночь. Наденька и Фишман спали. Во всяком случае, Фишман точно не притворялся, поскольку храпел так, что стука колес было не слышно. Мелисса потрясла его за плечо и даже подергала за нос. Фишман повернулся на правый бок. Храп прекратился, но от этого Мелиссе стало не легче, так как Фишман спросонья, негромко, но внятно, заговорил:
— "… Идут из отдаленной страны, от края неба, Господь и орудия гнева Его, чтобы сокрушить всю землю!"…Попа обыкновенная женская — орган, расположенный стационарно ниже спины, выполняющий амортизационную функцию и предназначен для рассматривания, щупанья и поглаживания особями мужского пола. Это — бинарный орган, состоящий из двух половинок, так называемых, полужопий, которые разделены продольным разрезом. Но полужопия — это обывательское название. По-научному, их следует называть ягодицами.