Сигрид Унсет. Королева слова

Слапгард Сигрун

Сигрид Унсет, видимо, по-прежнему имела большое влияние на художника Сварстада. Как еще объяснить то, что художник, всегда писавший на современные темы, начал интересоваться средневековыми церквами и развалинами монастырей? Ведь в то время как Сигрид Унсет погружалась в католичество и историю жизни Улава, сына Аудуна, Сварстад бродил среди развалин старинного монастыря на острове Хуведэйен и делал наброски для будущих картин. Сварстад еще в меньшей степени, чем сама Унсет, комментировал обстоятельства их разрыва. Только самые близкие ему люди могли видеть, каким позором было для него крушение брака с Сигрид [383] . Второй брак, для заключения которого он стольким пожертвовал, в результате просто признали недействительным. Ему было сложно принять этот факт. Возможно, именно потому, что и раньше, и теперь его мучили угрызения совести за судьбу первой жены, Рагны Му Сварстад. Он чувствовал ответственность за то, что она так и не смогла стать настоящей матерью своим детям, ведь она была не в состоянии позаботиться даже о самом младшем. В результате сильнейшей аллергии у Рагны развилась астма, а Тронду требовался серьезный уход. Сейчас Сварстад оплачивал его проживание в интернате, пока две дочери, которым пришлось учиться относиться к Сигрид как к матери,

после ее отъезда в Лиллехаммер были предоставлены самим себе, как, впрочем, и он сам. Старшие дети видели, как он страдал, хотя они и не знали, как упорно он сопротивлялся разводу. Но он ни разу не сказал худого слова о мачехе, которую они привыкли называть мамой. Каждый раз, когда речь заходила о Сигрид Унсет, в его взгляде сквозила нежность. Что же это было, если не любовь? [384]

383

Brit Josephson.

384

Brit Josephson.

Несмотря на то что скоропалительный развод стал неожиданностью для Сварстада, переход Унсет в католичество его не удивил. Когда он встретил ее впервые в Риме пятнадцать лет назад, она выразила свои впечатления так: католическая церковь — мать всем церквам. Позже Сварстад наблюдал ее растущий интерес к житиям святых и новейшей католической литературе. Во время медового месяца в Англии в 1912 году она приобретала книги современных католических мыслителей. Унсет писала не только о норвежских святых, но и о шведской Святой Биргитте. Еще за год до обращения в католичество она дебютировала в католическом издании, заголовок гласил: «Из молитвенника вадстенской монахини» [385] . Сварстада не могло удивить, что именно Сигрид Унсет, критикующая современное общество, разочарованная, обратилась к житиям святых и к религии. «Единственными людьми, несущими здоровое начало в нашей цивилизации, кажется мне, были эти удивительные мужчины и женщины, которых Католическая церковь называет святыми», — вот ее собственные слова [386] . Несмотря на то что Сварстад не был таким же религиозным, как она, он во многом разделял ее критическое отношение к обществу.

385

St. Olav, 1923, s. 377.

386

Krane 1970, s. 20.

Унсет писала, что еще в молодые годы в ее душе созрел протест против государственной церкви и насаждаемого религиозного образования. «Первым свидетельством консервативного мировоззрения того времени, кроме прочего, был священник, готовивший нас к конфирмации. На меня все это подействовало крайне отталкивающе. <…> Я помню, что особое возмущение я почувствовала, когда мы изучали шестую заповедь. Он говорил с нами так, будто мы были девчонками из народной школы, предупреждал о том, что не надо принимать угощения от мужчин, „пристававших“ к девушкам по вечерам, — и рассказал трагическую историю юной девушки, которую навещал в больнице: ее жизнь была разрушена „из-за одного-единственного поцелуя“. А я с возмущением думала, что девушка ведь не сделала ничего греховного — парень же напротив! <…> Я знала, что Лютер писал о девственности, и этого хватило, чтобы стать антилютеранкой. Не зря же я ходила в школу Рагны Нильсен» [387] .

387

Bergwitz 1936, s. 87.

Унсет снова и снова отстаивает взгляды, с которыми выступала в общественных дебатах и раньше. А теперь ей, как новоиспеченной католичке, пришлось участвовать и в новых битвах. Ведь многие читатели стали смотреть на ее книги совсем другими глазами.

Со всех сторон Сигрид Унсет критиковали за изображение греховной любви между Кристин и Эрлендом. Как христианский писатель может позволить себе откровенно описывать подобные отношения? Но Сигрид Унсет решительно отвергала критику. Грех Кристин не в ее добрачных отношениях с Эрлендом, ведь они узаконили их, раз за разом объясняет Сигрид Унсет. Грех Кристин — ее предательство отца и рода, ее высокомерие. Паломничеством в Нидаросский собор она хотела искупить свою вину в смерти Элины, дочери Орма. На Сигрид Унсет обрушивались горы писем с вопросами о грехопадении Кристин. В своей же собственной жизни Унсет навела порядок, приняв точку зрения католической церкви на брак с разведенным мужчиной: он был недействителен, пока Рагна Му Сварстад была жива. Но реалист Унсет прекрасно понимала разницу между недействительным и непроизошедшим: «Только немногие люди в состоянии жить после развода так, будто брака не было и в помине», — писала она в свое время [388] .

388

Undset 2004: Essays og artikler, s. 198.

Мы не знаем, на каком этапе Унсет, всей душой стремившаяся «безропотно» принимать дары Божьи, задалась вопросом, не должна ли она была сохранить брак ради детей [389] . Но какие бы муки она ни испытывала, строгие правила католической церкви решали за нее: брак со Сварстадом был недействительным. Унсет пришлось дорого заплатить за обращение в веру, но ради этого она готова терпеть горе и страдания. Возможно, она беспокоилась за судьбу детей, и сильнее всего за судьбу приемных детей. Ведь это по ее вине им пришлось расстаться со своей матерью. Утешением служило лишь то, что она в любом случае могла оказывать им материальную поддержку. Сигрид Унсет старалась помогать своим приемным детям, насколько это было в ее силах, и следила за тем, чтобы сводные братья и сестры общались.

389

Jf. brev til Jarl Hemmer, Abo akademi.

Да, Унсет навела в своей жизни порядок. Стало ли ей от этого легче? По крайней мере, ее готовность к смирению, как и переход в католичество в целом, способствовали более честному отношению к себе и окружающим.

Ведь у Сварстада были свои жизненные ценности, и вероятно, ее решения ставили его в безвыходную ситуацию. Унсет признала: «У него есть полное право считать, что я невыносимая супруга, своенравная и требовательная, все это сосуществует с моей материальной непритязательностью и готовностью пожертвовать всем, кроме моих собственных идей о том, каким должен быть человек — в общем и в частностях» [390] .

390

Brev til Tore Orjaseter, 1927, kilde her: Anderson 1989, s. 248.

«Род следует судьбе рода», — звучит строчка любимого Унсет с детства рождественского псалма. Теперь, когда она чувствовала на себе ответственность за две разрушенные семьи, она находила утешение и оправдание в церковных догмах. Не меньше ее интересовал и первородный грех; она рассматривала себя и свою собственную судьбу в свете этого понятия. «Из-за первородного греха мы все сидим в прискорбной долговой яме», — объясняла она в письме к Туре Эрьясэтеру [391] . И все же Унсет часто поддавалась искушению демонизировать фигуру Сварстада, возможно, особенно перед своей семьей. Ее мать считала, что дочь взвалила на себя неподъемную ношу, но это не мешало ей восхищаться острым умом Сварстада. Не так просто было смириться с тем, что дочь просто-напросто ушла от мужа, несмотря на то что Шарлотта никогда не была особо воодушевлена приемными детьми и критически относилась к роли, которую взяла на себя Унсет во время проживания в Синсене. Как бы то ни было, и мать, и сестра Сигне продолжали общаться со Сварстадом.

391

Anderson 1989, s. 248.

Поэтому Сигрид Унсет часто приходилось выслушивать от ближайших родственников, а особенно от матери и сестер, то, как много черт Сварстада она вложила в Эрленда. В таких случаях она возмущалась, ведь Эрленд был, по ее мнению, мерзавцем. Так она однажды решительно заявила в письме к одному восхищенному почитателю Эрленда. Но сестра Сигне, не скрывая удовольствия, доказывала, что Эрленд был изображен не таким уж несимпатичным, как утверждала Сигрид в семейных спорах. Он наверняка был похож на Сварстада лучших времен, поддразнивала младшая сестра: рыцарь, джентльмен — это-то не могло Сигрид не нравиться! [392] Тогда Унсет метала громы и молнии. Особым благочестием новообращенная себя не утруждала. Во всяком случае, в кругу близких и во время острых дискуссий с матерью и сестрой.

392

Charlotte Blindheim.

В связи с выходом «Кристин, дочери Лавранса» не раз возникал вопрос о присуждении Сигрид Унсет Нобелевской премии по литературе. К. Ю. Хамбру еще в 1921 году составил свое двухстраничное заключение о «Хозяйке» в газете «Моргенбладет», предложив Сигрид Унсет в качестве номинанта на Нобелевскую премию. Еще больший энтузиазм вызвала его статья обо всей трилогии, вышедшая год спустя. Фритьоф Нансен был так восхищен, что купил 10 экземпляров «Моргенбладет» [393] . Но со временем появились и не столь положительные отзывы. С родины Нобелевской премии, Швеции, ей прислали в этот год разгромную рецензию: редактор доктор Эрик Хед'eн в ежегоднике «Наше время» назвал книгу «литературной дешевкой, грязной книжицей в сентиментальном жанре, годящейся разве что для домохозяек» [394] . В Дании тоже разгорелись споры о «Кристин, дочери Лавранса». Возможно, у Сигрид Унсет были причины для беспокойства из-за отрицательной реакции прессы на ее обращение в католичество, поскольку это могло повлиять на оценку ее литературного творчества и уменьшить шансы на получение Нобелевской премии. Однако в целом дискуссия взбодрила ее. Ее забавляли возмущенные рецензии в датской прессе о том, что трилогия «Кристин, дочь Лавранса» — «аморальное, чувственное, разрушительное» произведение. Все началось с того, что пробст ^{53} Нурдентофт дал роману положительную оценку. После этого он подвергся нападкам П. Лауритцена, который утверждал: рецензия пробста свидетельствует о том, что литературная критика «потеряла способность давать этическую оценку». Лауритцен считал, что «Кристин, дочь Лавранса» — «весьма непристойная книга», приводя в пример сцены насилия, разврата, «бесконечные описания эротических забав Кристин и Эрленда» в «Венце» — первой части трилогии и бесстыдное отношение Эрленда к Сунниве. Все это «вызывает лишь нечистые фантазии в молодых умах», — считает Лауритцен. Писатель демонстрирует психологический надлом и этическую неправду. Любовь в книге малодуховна, и об этом наиболее ярко свидетельствует заключительная сцена, «когда мать Кристин признается мужу в своих изменах; это одна из самых отвратительных сцен в скандинавской литературе» [395] .

393

Hambro 1984, s. 120.

394

Orjasaeter 1993, s. 201.

395

Kristelig Demokraten, 28.5.1923, fra utklipp NBO, 348.

Рецензия вызвала острые дебаты. Кто-то считал, что в Кристин можно увидеть лишь «гаремную сущность, порабощенную душу», в то время как другие считали эту критику «пощечиной, данной ледяной рукой пиетиста» [396] .

Пробст Нурдентофт отмечает в своем новом выступлении как раз этические ценности в книге «Кристин, дочь Лавранса»: «При внимательном прочтении это позитивная и жизнеутверждающая книга». Критик П. Лауритцен все же стоит на своем и говорит, что пробст игнорирует важнейшие идеалы христианской этики и веры, «а под верой я понимаю совсем не ту карикатуру, что предстает перед нами в фигуре Кристин, дочери Лавранса. Это всего лишь пародия, в ней недостает настоящей души».

396

Udatert, fra utklipp NBO, 348.