Сильфида
Шрифт:
Вернувшись домой и сбросив кофточку, она прошла в гостиную и, к великому изумлению, увидела Кобылкина, смиренно сидевшего у окна с громадной коробкой конфет. Он смутился, вскочил, выронив при этом коробку, и забормотал:
— Простите
Она улыбнулась и приветливо протянула ему руку.
Он расцвел, поднял коробку и поднос ей.
— Так сегодня? И что ж вы — рады?
— То-есть, с чего же собственно.
— Ну все-таки, домой.
Он вздохнул.
— Да, конешно-с. А только и там радости не велики.
— Что так?
— Да уж так с.
— Хандрить начали? Вот уже я на вашем месте…
— А что же-с?
— Как можно хандрить с таким состоянием?
Он злобно взглянул на нее.
— А куда мне мое состояние? Э-хх, Валентина Ниловна.
Она загадочно см отдела на него.
— Что ж — женитесь, — неожиданно сказала она.
Он подозрительно посмотрел на нее и насупился.
— Нет уж, это зачем же. Мы тоже выбирать не можем.
— Ну, вот, — отчего?
— Да уж так-с.
Он покраснел, как будто собираясь с силами.
— Вот к примеру… Вы за меня пошли бы? — почти шепотом спросил он, силясь улыбнуться.
Валентина, слегка побледневшая, продолжала
— А вы для жены — все сделаете?
— Я-то? Господи! Да я дворец бы построил… Во всякие заграницы… Господи!
— Что ж — делайте предложение — может быть, я и соглашусь.
Он вскочил, потрясенный.
— Си… сильфида, — как-то всхлипнул он, припав губами к ее руке.
Весть о замужестве Валентины прежде всего дошла до художника — она сама написала ему, извиняясь, что прервет сеансы. Весть эта взволновала его своей неожиданностью; он слышал от ней о Кобылкине. Он покачал головою, потом махнул рукою, подошел к начатой картине, закрыл ее полотном и бросил в угол.
Старики Бобылевы обрадовались почему-то предстоящему союзу, но Алексаша был изумлен бесконечно. «Возвышенная натура», вспомнил он восторженное восклицание Сузикова. И ее слова вспомнились ему: «Любовь, замужество… это так банально. Я хочу чего-то необычайного, чего-то высшего».
Хомяков долго не верил слуху об этой свадьбе, а потом, расспросив подробно Алексашу, решил, что она пожертвовала собою ради счастия отца.