Сильные духом (в сокращении)
Шрифт:
Тофт медленно побрел назад к бараку, в дверях которого стояла Вера Томпкинс. Тофт думал о предстоявшем полете. Ему известны безопасные коридоры до Франции, он знает, как уклониться от перехватчиков. Он убеждал себя, что даже на тихоходном, невооруженном самолете ему удастся достичь цели.
— Ваши люди во Франции ждут самолет? Не надо давать им отбой.
— Неужели вы его уговорили?
— Мне нужны горючее, карты, позывные, метеосводка.
— Вы что, сами решили лететь?
— Думаю, у меня получится.
— На этом? — Она махнула в сторону «Т-6».
— Да.
Ее реакция была
— Но это самоубийство. Вам что, жить надоело?
— Ни в коем случае.
На его счету было двадцать сбитых немецких самолетов, а теперь он отправится за тысячу километров, чтобы спасти летчика своей эскадрильи. Эта мысль ему нравилась.
Он думал не о самоубийстве, а о подвиге.
Каждый вечер в девять пятнадцать радиостанция Би-би-си начинала выпуск новостей на французском языке. Немцы глушили вражеские станции, звук то и дело пропадал, и все же по всей стране люди приникали к приемникам, иметь которые было строго запрещено.
За сводкой военных новостей следовала длинная череда личных посланий. Для большинства слушателей они не представляли интереса, некоторые из них казались загадочными, а то и просто нелепыми: «В Бельгии синие коровы», «Три дерева уже готовы», «Тринадцать лошадей слева».
Какие-то фразы были ничего не значившими пустышками, а какие-то — закодированными сообщениями. Из них те, кому они предназначались, узнавали о времени и месте сброса грузов или посадки самолета, получали инструкции или предупреждения об опасности. Таким способом Лондон осуществлял связь со своими агентами на оккупированной немцами территории.
Сообщение, которого с нетерпением ждали в лагере Пьера Гликштейна, шло в самом конце. Весь отряд собрался у радиоприемника. Сильные помехи заглушали голос, тем не менее, когда диктор зачитал короткое предложение, даже Дейви, предупрежденный, какие французские слова должны прозвучать, ясно расслышал: «Река течет вспять».
Партизаны загрузили в грузовик рацию, боеприпасы, ящик гранат, две лопаты, пилу, топоры, все имевшиеся у них автоматы, а также новые игрушки, которыми им еще ни разу не довелось воспользоваться, в том числе минометы и гранатометы. Лили сидела за рулем, Дейви и Рашель — в кабине рядом с ней, шестнадцать бойцов отряда разместились в кузове.
Дорога, которая должна была служить посадочной полосой, выходила из леса, километра полтора шла по прямой через поля и затем скрывалась в другом лесу. Пьер приказал сделать заграждения на выездах из леса. Выдав бойцам топоры и пилу, он велел им валить деревья: ни одна машина не должна выехать на «посадочную полосу», пока не взлетит самолет из Лондона.
Взошла круглая луна. Дейви, Рашель, Пьер и Лили ждали, укрывшись на опушке. В лесу у них за спиной визжала пила и стучали топоры.
Время ползло еле-еле, минуты казались часами, часы — днями. Забыв про больную ногу, Дейви нервно расхаживал взад и вперед. По его подсчетам, бомбардировщик, взлетевший на юге Англии, мог быть здесь уже к десяти. Вряд ли он прилетит так рано, но теоретически это вполне возможно.
Начиная с десяти часов Лили регулярно посылала в эфир сигнал, который должен был служить радиомаяком, — пятнадцать минут передачи сменялись пятнадцатью
Джо Тофт летел на юг. Внизу ни огонька — сплошное затемнение. Если бы не отливавшие серебром реки да иногда еще крыши домов, отражавшие свет луны, можно было подумать, что он летит над пустыней или над океаном.
Он шел на малой высоте. Конечно, при этом он слишком быстро расходовал горючее, зато самолет было труднее обнаружить с земли — едва появившись в поле зрения наблюдателя, он тут же исчезал из виду. Тофт обходил стороной крупные города и известные ему места размещения зенитных батарей. На коленях у него лежала карта, но в основном он полагался на счисление пути: выдерживал заданный компасный курс, учитывал скорость и истекшее время, вносил поправки на ветер. Таким образом он приблизительно знал, где находится.
На горизонте показались освещенные луной высокие горбы потухших вулканов, он запомнил их в тот день, когда подбили Гэннона. Значит, скоро посадка. Тофт крутил ручки, пытаясь найти радиолуч, который должен вывести его на посадку.
Наконец он услышал в наушниках: тире-точка — отклонение влево, точка-тире — отклонение вправо, ровный непрерывный звук — верный курс. Тофт улыбнулся и стал высматривать на земле сигнальные костры.
Дейви первым заметил самолет.
— Летит! — закричал он и подал фонариком условный знак.
На расстоянии ста метров друг от друга были приготовлены политые керосином кучи хвороста. Дейви поджег их одну за другой.
Позвав Рашель, американец подошел к Пьеру Гликштейну, чтобы сказать ему спасибо и попрощаться — когда самолет сядет, у них на это не останется времени. Он пробудет на земле минуты две, не больше, предполагал Дейви, ровно столько, сколько необходимо, чтобы разгрузиться, высадить пассажиров и принять на борт Дейви и Рашель. Если, конечно, удастся уговорить летчика ее взять.
— Скажи ему, я благодарен за все, что он для меня сделал.
Рашель перевела. Пьер улыбнулся и кивнул.
— Он на спине принес меня в дом пастора, — продолжал Дейви. — Скажи ему, я это знаю, и, если война когда-нибудь закончится, я постараюсь вернуться, и тогда мы обязательно снова встретимся и…
Он не договорил, потому что его отвлек шум мотора. Уже по звуку Дейви понял: что-то не так. Обернувшись, он, к своему ужасу, увидел, что на посадку заходит не вместительный бомбардировщик, а двухместный учебный «Т-6», на котором он когда-то совершил первый самостоятельный полет. Дейви был в отчаянии, и то, что он хотел сказать Гликштейну, так и осталось недосказанным.
Снизившись, Тофт в первый заход пролетел над полосой, и только со второго сел, быстро погасил скорость и подрулил к тому месту, где какие-то люди тушили сигнальные костры. Вместо них впереди неожиданно вспыхнули фары грузовика.
Тофт остановился, заглушил двигатель и вылез из кабины. И тут же к нему подошел странный субъект в деревянных башмаках и берете и крепко сжал ему руку. Это был Гэннон.
— Ну ты и сукин сын, — приветствовал Дейви своего командира. — Вот это сюрприз.