Сильвия и Бруно
Шрифт:
Я с огромным трудом собрался с мыслями.
— Право, мы несем совершеннейшую чепуху! — заметил я.
Глава двадцать вторая
ПЕРЕХОДЯ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНУЮ ЛИНИЮ
— Ну что ж, давайте вернемся к нашим баранам, — отозвалась леди Мюриэл. — Хотите еще чаю? Надеюсь, это звучит вполне здраво, не так ли?
— Боже мой, — подумал я. — Выходит, все это странное приключение заняло времени не больше, чем какая-нибудь запятая в словах леди Мюриэл! Та самая запятая, после которой почтенные грамматики советуют нам «сосчитать до
Но когда через несколько минут мы с Артуром откланялись и вышли, первое, что он мне сказал, была весьма странная реплика:
— Знаешь, мы пробыли у них всего каких-то минут двадцать, — заметил он, — и я только и делал, что слушал вас с леди Мюриэл. Но у меня — бог весть откуда — возникло странное чувство, словно я проговорил с ней битый час, а то и больше!
Так оно и было, подумал я: но только дело в том, что время вернулось назад, к самому началу t^ete-`a-t^ete [16] , и все, что произошло за этот промежуток, было предано забвению, а то и обратилось в ничто! Но я слишком дорожил своей репутацией психически нормального джентльмена, чтобы пускаться с ним в объяснения случившегося.
16
T^ete-`a-t^ete (франц.) — беседа наедине.
Всю обратную дорогу Артур отчего-то — я никак не мог понять причину этого — был необычно мрачен и молчалив. Это никак не связано с Эриком Линдоном, подумал я, поскольку смазливый кузен несколько дней тому назад отбыл в Лондон, увозя, по его словам, леди Мюриэл «в своем сердце»; и я был очень рад слышать Артура беседующим с леди, лишь изредка вставляя словечко или ремарку-другую. Я полагал, что сейчас он как раз должен буквально светиться от счастья и благодарить судьбу. «А может, он получил плохие вести?» — удивленно подумал я. И тут Артур, словно угадав мои мысли, вздохнул:
— Он возвращается сегодня последним поездом, — произнес он тоном человека, который не начинает разговор, а скорее продолжает его.
— Ты имеешь в виду — капитан Линдон?
— Именно. Капитан Линдон, — кивнул Артур. — Я сказал «он», потому что мы говорили о нем. Граф поведал мне, что он возвращается сегодня вечером, и завтра он рассчитывает узнать о том, получил ли Линдон патент на новый чин. Я думаю, чтобы сообщить об этом, капитану потребуется не больше дня. Он ведь понимает, как Граф беспокоится.
— Ему вполне бы могли прислать телеграмму, — заметил я. — Но это как-то не по-военному — укрываться от дурных новостей!
— Да нет, он добрый малый, — проговорил Артур, — и для меня лично было бы просто отличной новостью, если бы он получил свой патент, а заодно и приказ отправляться в поход! Я желаю ему счастья во всем — за одним-единственным исключением. Ну, спокойной ночи! (Мы подошли к дверям нашего домика.) Боюсь, сегодня я не смогу составить тебе компанию: мне хочется побыть одному.
Увы, назавтра мало что изменилось. Артур заявил, что Общество вполне обойдется
— Позвольте присоединиться к вам, — проговорил Граф после того, как я обменялся приветствиями с ним, леди Мюриэл и капитаном Линдоном. — Этот неугомонный молодой джентльмен с минуты на минуту ждет телеграмму, вот мы и идем все вместе на станцию, чтобы получить ее.
— А разве здесь нет неугомонной молодой леди? — спросила леди Мюриэл.
— Это само собой разумеется, дочь моя, — проговорил отец. — Женщины — самые неугомонные создания!
— Ну, что касается умения находить в других лучшие стороны, — с пафосом заметила его дочь, — то здесь с отцом никто не может сравниться, верно, Эрик?
— Кузены не в счет, — отозвался Эрик.
Общая беседа как-то незаметно распалась на два диалога; молодая пара быстро шагала впереди, оживленно болтая, а пожилые джентльмены неспешно шли следом за ней.
— И когда же мы опять увидим ваших маленьких друзей? — спросил Граф. — Признаться, они — удивительно симпатичные дети.
— Буду счастлив привести их к вашей светлости, как только смогу, — отвечал я. — Но я, по правде сказать, и сам не знаю, когда опять увижусь с ними.
— Да я вас об этом и не спрашиваю, — произнес Граф. — Просто мне кажется не лишним заметить, что Мюриэл буквально места себе не находит! Мы знаем подавляющее большинство здешних жителей, и вот она безуспешно пытается разузнать, у кого они могли поселиться.
— В свое время я все расскажу ей; а пока что…
— О, благодарю вас. Пусть это послужит ей уроком. Я уже сказал ей, что это — прекрасная возможность испытать и проявить терпение. Но она вряд ли согласится со мной. Ба, о вот и дети!
Это и в самом деле были дети: они ждали кого-нибудь (скорее всего — нас), кто помог бы им подняться по ступенькам. Леди Мюриэл и ее кузен прошли мимо них, даже не заметив бедных малюток. Увидев нас, Бруно бросился нам навстречу, чтобы с нескрываемой гордостью продемонстрировать ручку от складного ножа (лезвие было сломано), которую он нашел где-то на дороге.
— На что она тебе, Бруно? — спросил я.
— Сам еще не знаю, — беззаботно отвечал малыш. — Надо подумать.
— Знаете, первые представления ребенка о жизни, — с неотразимо любезной улыбкой заметил Граф, — формируются в ту замечательную пору, когда он собирает всевозможные мелкие вещи. С годами эти представления постепенно меняются. — С этими словами он указал на Сильвию, которая вежливо раскланялась со мной, смущенно поглядывая на Графа.
Впрочем, почтенный джентльмен был далеко не из тех людей, перед кем может долго испытывать смущение любой ребенок, будь то дитя человеческое или фея; и Сильвия очень скоро была вознаграждена за смелость моим признательным рукопожатием. А Бруно вообще мигом сделался первым приятелем Графа. Мы окликнули молодую парочку, уже подходившую к станции, и леди Мюриэл с Эриком поздоровались с детьми как старые друзья, а последний с усмешкой спросил: