Силы Хаоса: Омнибус
Шрифт:
— Зачем ты принес это? — спросил я, переводя дух от давящего ореола молниевого когтя. Дух оружия был столь могуч, что оно проецировало ауру, словно живое существо.
Абаддон поднял огромный Коготь, с убийственной театральностью сомкнув и разомкнув косовидные клинки.
— Поэтичность момента, Хайон. При помощи оружия моего отца я уничтожу всякую надежду на его перерождение. Так… Где эта шавка, которая называет себя «Прародителем»?
Не стану переводить тушь на ненужные детали той скоротечной битвы. Достаточно будет сказать, что при помощи тридцати юстаэринцев, шестерых Пожирателей Миров и сотни рубрикаторов мы расправились со
Отделения Детей Императора занимали позиции на критически важных перекрестках, чтобы защитить корабль своего господина, и поливали огнем из болтеров авангард юстаэринцев в коридорах. Болты били по терминаторским доспехам с раскатистым лязгом кузнечного молота. Попадание сотен болтов производит шум, как в самой Преисподней. Фальк и его воины продвигались в эту губительную бурю разрывных снарядов. Бивни и рога отламывались, оставляя кровавые раны. Осколки брони сносило начисто, открывая мутировавшую плоть под ней. И все же они неуклонно продолжали идти по телам своих павших братьев. Те, кто выходил против них, гибли от когтей и молотов, и каждый обрушивающийся удар обрывал жизнь, драгоценную для Младшего Бога. Те, кто отступал, покупали себе жизнь ценой гордости. Мы всегда будем помнить экипаж «Мясного рынка», дрогнувший и побежавший перед сокрушающим натиском юстаэринцев.
Абаддон вел их, убивая своим мечом и двуствольным болтером, установленным на громаде Когтя. Однако клинки оружия, все еще запятнанные жизненной влагой Сангвиния и Императора, оставались нетронуты.
По коридорам разносилось эхо смеха Магистра Войны. Мне известно, что он не намеревался заниматься мелочными насмешками, пусть даже наши враги, вероятнее всего, воспринимали это именно таким образом. В нем струились радость битвы и братские чувства, насыщавшие его ауру. Как давно он последний раз выступал на войну вместе со своими братьями? Слишком давно, слишком давно.
Это был Абаддон, пребывающий в своей стихии — король-воин, руководящий с передовой. Мы стояли рядом с ним, убивали так же, как он, и двигались среди юстаэринцев, словно наше место было в их рядах. Они поддерживали нас. Они были нам рады. В ту ночь мы были едины, когда шли сквозь орды преображенных алхимией ничтожеств, выстраивавшихся в очередь под клинок забойщика.
Боги варпа, мне потребовались месяцы, чтобы очистить свои чувства от зловония этого корабля.
Наше шествие, наконец, сбилось с шага лишь тогда, когда мы добрались до апотекариона. Все мы уже давно привыкли к кошмарам, и нас заставила остановиться не содеянная над плотью ересь, в изобилии творившаяся в этих помещениях. Вдоль стен тянулись стойки с законсервированным человеческим мясом, склянками для хранения органов, хирургическими инструментами — это была лаборатория, устроенная на бойне, и ее кровавое, грязное величие не удивило никого из нас. Мы и не ожидали меньшего от заблудших визионеров и генетических чародеев III Легиона.
Нас заставило остановиться то, что смотритель этого места преуспел. Это была не лаборатория тех, кто пытается манипулировать одной из наиболее тайных и несовершенных премудростей и терпит неудачи. Это было святилище безумцев, которые уже добились успеха.
Я понял это, как только сделал первый шаг в комнату и впервые вдохнул грязный от крови воздух. Все это время мы ошибались. Детей Императора не отделяло от клонирующего воспроизведения
Застыл на месте даже Абаддон, всего считанные мгновения назад одержимый жаждой битвы. Он уставился на залитые кровью хирургические столы и огромные баки-хранилища, содержавшие в себе наполовину сформировавшееся извращение самой жизни. Между аппаратурой медленно перемещались сервиторы и безмозглые рабы, обслуживавшие машины с чуткостью, которой было не место в этих грязных яслях.
Это был священный генетический проект Императора, воссозданный посредством демонических знаний и низменной гениальности. В стоявших друг на друге рядах капсул жизнеобеспечения располагались мутировавшие дети и изуродованные взрослые, каждый из которых обладал одной-двумя едва-едва знакомыми нам чертами. Одно из наиболее бледных созданий-детей срослось с пятном биологического материала, покрывавшего одну из стенок его бака. Пребывая в плену этого слияния мутировавшей плоти, оно протянуло руки, маня меня ближе. От ума в его глазах у меня защипало кожу, как будто к ней прикоснулся лед. Еще хуже были его знакомое лицо и симпатия во взгляде.
Хайон, — передало оно мне, улыбаясь среди мути экскрементов.
Я попятился, сжимая оружие напрягшимися кулаками.
— В чем дело? — поинтересовалась Нефертари. Она была единственной, кого не охватило отвращение или ужас. Для нее все это являлось очередной глупой игрой, устроенной кровавыми волшебниками мон-кей. — Что не так?
— Лоргар, — я указал Саэрном на наполовину растекшееся дитя внутри грязной капсулы жизнеобеспечения. — Это Лоргар.
Чувствуя мою тревогу, рубрикаторы шагнули ближе, пытаясь образовать вокруг меня защитный круг. Я велел им отойти отстраненным импульсом.
В другом грязном баке, который был до краев наполнен насыщенной кислородом дрянью вместо амниотической жидкости, плавающее внутри человеческое дитя — беловолосое и темноокое — следило за каждым нашим движением широко раскрытыми, понимающими глазами. Это был один из немногочисленных не сорвавшихся экспериментов, который внешне выглядел безупречным. От этого мое отвращение не стало слабее.
— Бог Войны, — выругался Леор при виде него.
Телемахон медленно опустился на колени перед ребенком.
— Фулгрим, — прошептал он. — Отец мой.
— Встань, — сказал я ему. — Отойди.
Дитя-примарх ударилось о стекло, выбрасывая из-под нёба яд, расходившийся черным облаком. Раздвоенный язык тщетно хлестал, слизывая слизь с внутренней поверхности поддерживающей жизнь темницы. Телемахон отшатнулся назад.
В помещении хватало места для сотен баков. Многие из гнезд стояли пустыми, в большинстве размещались гудящие капсулы жизнеобеспечения, в тухлой воде которых двигались едва различимые конечности. Уже этот зал воплощал собой ересь неизмеримых масштабов. Было ли еще что-то? Было ли это все, что Прародитель смог эвакуировать с Гармонии?
Мы обернулись на звук шагов силового доспеха. К нам приближался безоружный апотекарий, носящий бело-пурпурное облачение Детей Императора, которое практически терялось за чем-то, похожим на многолетнюю корку крови и расцветающего гниения. Верхняя накидка точно так же была заляпана не имеющей названия мерзостью. На плечи свисали редеющие белые волосы — все, что ныне осталось от некогда царственной гривы. Он был не старше многих других легионеров, однако выглядел совершенно сокрушенным временем. Но даже так я узнал его, равно как и все прочие.