Силы Хаоса: Омнибус

Коллектив авторов

Таких ключевых точек у меня в достатке. Империум — та империя, которую я помогал создавать — расправился с тысячами моих братьев с момента объявления Долгой Войны. А я сразил сотни его защитников — как достойных, так и нет.

Порой все можно свести к еще более примитивному поэтизму. В прошлом я отмечал течение лет, считая покушения Телемахона на мою жизнь и свои ответные попытки уничтожить его. Впрочем, наши ожесточенные поползновения против друг друга играли в те первые годы малую роль. Наша вражда стала глубже и усугубилась только тогда, когда у нас за спиной оказались

армии.

Мысль о том, что сейчас он там, вдали от Терры, командует моим флотом, странно успокаивает. Он странствует подле Магистра Войны, пока я нахожусь здесь, ослепленный и изувеченный в плену, и рассказываю эти истории сервитору, который даже никогда не поймет, солгал ли я.

Этой ночью у меня пощипывает кожу от новой боли. Инквизиция не настолько наивна, чтобы думать, будто их мелкие пытки что-то значат для меня, и потому я задаюсь вопросом, зачем они вообще себя ими утруждают. От того, что мою кожу режут сакральными клинками, а кости ломают при помощи священных приспособлений, сказанное мной не изменится ни на слово.

В конце концов, я не в силах изменить правду.

Полагаю, нескольких из них тревожит, что я сдался под стражу имперцев. Они не уничтожили мою армию и не захватили меня в бою. Я прибыл на поверхность Терры в одиночестве, и это остается ударом по их гордости. Неудивительно, если учесть, сколько раз Инквизиция пыталась убить меня в прошлом. Поколение за поколением агентов Инквизиции охотились за мной на протяжении тысячелетий, преследуя меня под бесчисленными именами и титулами. Некоторые даже оказались близки к тому, чтобы прикончить меня. Империум крайне упорен.

Не всех моих пленителей так легко поймать на приманку. Сироку — в наименьшей степени. Она все чаще и чаще приходит одна, и я гадаю, кто же забирает пергаменты, несущие на себе надиктованные мной слова.

— Что случилось после Гармонии? — спросила она меня.

Как мне на это ответить? Все. После Гармонии случилось все. Война за войной, битва за битвой, союз за союзом и предательство за предательством. Мы выдержали, мы выжили и мы возвысились.

— Но что случилось сперва?

Инквизитор Сирока может быть нетерпеливой.

— Сперва, — говорю я ей, — мы зализывали раны. Часть процесса восстановления привела меня к Харизу Тереноху, Чудотворцу Анзу и Тауматургу Геки. Мы встретились в его крепости.

— И?

— И он сказал мне, что я уже мертв.

II

— Ты не Искандар Хайон, — сказал он мне.

Хариз Теренох был со мной одного роста, а его доспех был выполнен в том же изукрашенном стиле и с такой же символикой. Наиболее заметное отличие состояло в том, что после Рубрики он выкрасил броню между золотой отделкой в насыщенный темно-зеленый цвет, в то время как у меня — несколько месяцев после Гармонии — она до сих пор сохраняла бесцветную серость голого керамита и побитой огнем бронзы. Снова брать кобальтово-синие цвета Тысячи Сынов казалось неправильным, а Абаддон еще не постановил, что мы примем черную раскраску.

— Твои слова создают для меня проблему, — признался я. — Поскольку я действительно Искандар Хайон.

— Хайон

погиб при Дрол Хейр.

Я покачал головой.

— Ты не представляешь, насколько я устал об этом слышать, Хариз.

Под шипение сбрасываемого воздушного давления я снял шлем, и мои чувства немедленно заполнил пряный хлористый запах священных масел. От его тронного зала разило пронизанной смертью смоляной вонью очищенных алхимических снадобий. Я не мог даже начать догадываться, какими реагентами пользовался Чудотворец в своем ремесле.

Когда я снял шлем, двое рубрикаторов, стоявших на карауле возле трона из металлической плоти, медленно и невыразительно повернулись, чтобы взглянуть на меня. Если не считать двух этих часовых, мы с Харизом были одни в громадном зале. Я не ощущал никаких отголосков былого присутствия, отпечатавшихся в стенах. Сомнительно, что он принимал здесь много гостей.

Хариз, который и сам был с непокрытой головой и обладал смуглой кожей, столь типичной для многих тизканцев, остался не убежден, даже увидев мое лицо.

— То, что ты носишь лицо Хайона, ничего не значит. Как-то раз я встречал оборотня, который мог принимать форму любого мужчины, женщины или легионера, просто попробовав каплю их крови. Если ты Хайон, как утверждаешь…

— Это так.

— Тогда где твоя адская гончая? А где смертоносная крылатая чужая? — он пренебрежительно указал в мою сторону, и его холодные светло-карие глаза сузились. — Эти создания никогда не отходят от Хайона.

Что я мог сказать? Что мы сражались с клоном, который считал себя убитым Магистром Войны Империума, и он уничтожил физическое тело Гиры? Что обезумевшая от крови тварь, одетая в доспех Гора, в неистовстве пронеслась через наши ряды и практически убила Нефертари?

— На данный момент, — произнес я, — они обе покинули меня.

— Тогда где же «Тлалок»?

— Погиб. Его больше нет.

— А твой драгоценный топор?

— Сломан.

— А где Мехари и Джедхор?

У него был талант бередить свежие раны.

— Я счел благоразумным явиться одному. Предполагалось, что так демонстрируется минимум силы, Хариз. Ты вынуждаешь меня пожалеть о сделанном выборе.

В кожу на лице Чудотворца были вделаны жемчужины, повторявшие контуры его костей. Во рту блестели изумруды, имплантированные в отверстия, которые были просверлены в искусственной слоновой кости зубов. И то, и другое являлось традициями Тизки — обычаями, порой встречавшимися среди богатейших и наиболее уважаемых мастеров моего родного мира.

Мы стояли в зале, соответствовавшим его мрачной и причудливой элегантности. На искривленных стенах виднелась изысканная резьба по бронзе, изображавшая Падение Просперо. Меня восхитила особенно ужасающая сцена, где Магнус Красный отворачивался от неба, с которого падал огненный дождь. Еще никогда его усталое предательство не изображали столь безупречно: существо, обладавшее силой нашего примарха, могло бы дать бой Волкам еще до того, как они вообще совершили бы высадку, однако он предпочел — из неуместного чувства вины — до самого конца прятаться в своей башне и позволить Einherjar уничтожить нашу родину.