«Симпсоны» как философия
Шрифт:
Я думаю, что в свете кризиса авторитета гиперирония является наиболее подходящей комедийной формой. Вспомните, как многие художники и архитекторы, отказавшись от идеи фундаментального трансисторического предназначения своего искусства, обратились к истории живописи и архитектуры. Вспомните также, что как только Рорти, интерпретировавший Деррида, убедился в отсутствии трансцендентной философской истины, он реконструировал философию как исторически осмысленную беседу, состоящую по большей части из деконструкции работ прошлого. Первый способ оценить эти переходы — допустить, что вместе с отказом от знания появился культ эрудиции. То есть, даже если абсолютной истины (или метода ее постижения) не существует, я все равно могу показать, что понимаю интеллектуальные правила, которыми ты руководствуешься, лучше, чем их понимаешь ты. Я могу доказать свое превосходство над тобой, продемонстрировав свою осведомленность о том, что заставляет тебя действовать. В конечном итоге ни один из нас не окажется выше другого, но я, по крайней мере, могу проявить себя как человек, занимающий лучшую позицию здесь и сейчас в непредсказуемой игре, которую мы ведем. Гиперирония — это комедийная иллюстрация культа подобной интеллектуальной ловкости. В условиях кризиса авторитета комедия не ставит какой-либо высокой цели, такой как наставление в нравственности, теологическое откровение или объяснение
Можно совершенно справедливо заметить, что другие эпизоды (и их много) гораздо менее безрадостны или сюжетно переменчивы, чем серии про Фрэнка Граймса или загородный клуб. Большинство ранних «Симпсонов», например, та серия, где Барт обезглавливает городскую статую, предлагают простые решения с оглядкой на семейные ценности. В более поздних эпизодах уже используется метод обнажения, хотя, скорее, для вида. В начале эпизода Deep Space Homer [96] из пятого сезона Барт фломастером пишет на затылке Гомера: «Вставьте мозг». Затем, когда астронавт Гомер спасает космическую экспедицию, Барт пишет у него на затылке: «Герой». Таким образом, иллюзия обнажения служит лишь для создания горькой оболочки вокруг приторно-сладкой пилюли. Или нет? Все-таки Гомер спас космическую миссию по недоразумению: он случайно починил поврежденный воздушный шлюз, пытаясь убить другого астронавта угольным электродом. Шлюз потерял герметичность при попытке эвакуировать экспериментальных муравьев, которых Гомер случайно выпустил. Кроме того, весь мир и журнал Time поставил спасение космического аппарата в заслугу «неодушевленному угольному электроду», а не Гомеру. Следовательно, можно смело сказать, что трогательность момента встречи Гомера и Барта была несколько подпорчена предшествующими событиями.
Впрочем, чтобы быть честными с теми, кто верит в наличие у «Симпсонов» крепкой этической позиции, нужно признать существование эпизодов, которые, кажется, вообще не несут в себе самоопровержения. Возьмем, к примеру, упомянутый ранее эпизод, в котором Барт помогает Лизе в военной школе. В нем высмеиваются многие вещи, однако глубинная добродетельность отношений между Бартом и Лизой не подвергается сомнению. В другом эпизоде Лиза обнаруживает, что Джебедиа Спрингфилд — легендарный основатель города — никогда не существовал. Она решает не объявлять городу о своем открытии, так как понимает социальную значимость мифа о Джебедии Спрингфилде [170] . И конечно, нельзя не упомянуть эпизод, в котором умирает джазмен Мерфи по прозвищу Кровавые Десны, который полностью оправдывает свое название «Самый худший эпизод». В нем некритическая сентиментальность сочетается с наивным преклонением перед искусством, а в довершение всего звучит непреднамеренно ужасный псевдо-джаз, который гораздо лучше подошел бы к заставке ток-шоу на кабельном канале. Песня Лизы «Джазмен» объединяет в себе все три промаха и должна считаться худшим моментом худшего эпизода. Учитывая то, что подобные серии встречаются слишком часто, чтобы считать их случайными, мы по-прежнему, как и в начале обсуждения, остаемся с противоречивыми данными. Гиперироничны «Симпсоны» или нет? Можно утверждать, что гиперирония — это модный аксессуар, этакая ирония от The Gap, не отражающая моральной цели шоу. Сериал «Баффи — убийца вампиров» — другая хорошо принятая критиками программа — предан идее четкого деления мира на добро и зло так решительно, как это бывает свойственно только подросткам. Остроты и подрывная ирония образуют тонкую скорлупу, под которой мы видим бесстрашных тинейджеров, ведущих священную битву со злыми демонами, собирающимися уничтожить мир. Кто-то может предположить, что и под иронической личиной «Симпсонов» скрывается непоколебимая приверженность семейным ценностям.
170
Было ли это лицемерием со стороны Лизы? Обсуждение возможности оправдания лицемерия см. в гл. 12.
Я беру на себя смелость утверждать, что гиперирония «Симпсонов» — это вовсе не маска, скрывающая этическую позицию. Для этого есть три причины, две из которых правдоподобны, но, пожалуй, недостаточны. Во-первых, «Симпсоны» состоят уже не из одной сотни эпизодов, продолжаясь много сезонов подряд. Есть веские основания полагать, что позиции, отстаиваемые в одном эпизоде, опровергаются в других [171] . Иначе говоря, нам следует относиться к эпизоду с иронией, если в других многочисленных сериях обнаруживаются определенные ключи к этому. Однако можно возразить, что это межсерийное опровержение в свою очередь опровергается частым использованием в шоу счастливых концовок в духе семейного кино.
171
Спасибо моему коллеге и соавтору Джейсону Хольту, впервые высказавшему это предположение.
Во-вторых, «Симпсоны» остаются модным шоу, а значит, их авторы имеют представление о современных тенденциях и используют их. Вряд ли можно говорить о моде на семейные ценности, так что нет причин считать, будто «Симпсоны» разделяют их совершенно искренне. Однако этот довод по меньшей мере слаб. Будучи модным шоу, «Симпсоны» могли бы просто играть с гипериронией, не проникаясь ею полностью. В конце концов, клясться в верности чему-либо, пусть даже и гипериронии, вряд ли гипериронично. Кроме того, «Симпсоны» — это не только сознательно модное шоу, оно еще должно соответствовать требованиям американского телевещания в прайм-тайм. Можно утверждать, что эти требования подталкивают «Симпсонов» к демонстрации некой благовидной этической позиции. Следовательно, мы не можем заключить, что шоу гипериронично, на том лишь основании, что оно сознательно стремится быть модным.
Третий и самый убедительный довод в пользу глубокой гипериронии и в опровержение утверждения о том, будто «Симпсоны» отстаивают семейные ценности, отталкивается от представления о том, что комедийная энергия шоу существенно теряется всякий раз, когда на первый план выходит
Я не утверждаю, что создатели «Симпсонов» задумывали свое шоу как театр жестокости, хотя подозреваю, что так оно и было. Но я считаю, что его цель, как и цель всякой комедии, — быть смешным, и мы должны рассматривать его в таком ракурсе, в котором его способность смешить оказывается максимальной. Когда мы начинаем интерпретировать его как серию эксцентричных, но искренних актов утверждения семейных ценностей, то выбранный ракурс сводит к минимуму комедийный потенциал. Если мы отнесемся к нему как к шоу, стоящему на двух столпах — мизантропическом юморе и интеллектуальном соперничестве в искушенности со зрителем, — то максимально реализуем его комедийный потенциал, обращая внимание на смешные детали. При этом мы также выполняем важную функцию адресатов для используемых в шоу цитат и вдобавок интегрируем шоу в ведущее направление мысли XX века.
Но если радостные моменты торжества семейного культа не увеличивают комедийный потенциал шоу, то зачем они вообще нужны? Можно считать их просто неудачами: они должны были быть смешными, но таковыми не получились. Однако эта гипотеза неправдоподобна. Другой вариант — считать шоу не просто комедией, а семейной комедией, то есть чем-то нравственным, не особенно забавным и якобы доставляющим удовольствие всей семье. Это, конечно, столь же неправдоподобно. Вместо этого следует выяснить, есть ли у радостных семейных моментов какое-то назначение. Я считаю, что есть. Чтобы убедиться в этом, представьте, что «Симпсоны» приводятся в движение исключительно жестокостью и соперничеством. Зрители, даже высоко ценящие его юмор, могут не захотеть каждую неделю воспринимать такой мрачный посыл, особенно если он исходит от семьи с детьми. «Сайнфельд» не подавал поводов для надежды, его сердце холодно, как лед. Столь же мрачное шоу с детьми стало бы пародией на семейную комедию положений в духе эпизода из «Прирожденных убийц» Оливера Стоуна, где Родни Дэнджерфилд играет жестокого к своим детям алкоголика. Со временем такой сериал, мягко говоря, перестал бы увлекать зрителей. Я полагаю, что примерно тридцать (или около того) секунд демонстративного искупления грехов в каждом эпизоде «Симпсонов» призваны убедить нас не уклоняться от просмотра маниакально жестоких сцен на протяжении двадцати одной с половиной минуты последующей серии. Иначе говоря, радостные семейные моменты помогают «Симпсонам» жить в качестве сериала. Комедия не исполняет миссию. Цель появляющейся временами иллюзии позитивного послания — не дать нам устать от комедии. Почему мы ищем искусство, которое заставляет нас смеяться над участью несчастных людей в мире, где нет спасения? Не слишком ли дорого обходится в этом случае хихиканье? Использование мягкосердечных семейных концовок в «Симпсонах» следует считать попыткой сгладить парадокс комедии, отличным примером которого и является данное шоу.
Надеюсь, я убедительно продемонстрировал, что цитирование и гиперирония взаимозависимы, широко используются и вместе определяют то, как работает юмор в сериале. У вас могло сложиться мрачное представление о «Симпсонах», поскольку я описывал юмор этого шоу как негативный юмор жестокости и высокомерия, хотя эти жестокость и высокомерие действительно смешны [172] .
Однако я оставил неосвещенной очень важную часть картины. Симпсоны, состоящие из отца (не слишком умной вариации фрейдистского подсознательного), сына-социопата, благонравной дочери и весьма скучной, хотя и безобидной матери, — это семья, члены которой любят друг друга. А мы любим их. Несмотря на то что шоу отвергает всякое подобие ценностей, несмотря на то что неделю за неделей оно не дает нам утешения, оно все равно умудряется передать чистую силу иррациональной (или нерациональной) любви одних человеческих существ к другим, заставляя нас подыгрывать и любить эти мелькающие пятна краски на кинопленке, живущие в мерцающем пустом мире. Вот такую комедию хочется назвать настоящим зрелищем.
172
Хотя я показал, что юмор шоу зачастую жесток, я не считаю, что он жесток всегда, поскольку это было бы неверно. Некоторые очень смешные моменты основаны на безобидных шутках (например, когда Сайдшоу Боб прячется за скульптурой летательного аппарата сложной формы, которая в точности повторяет контуры его прически). Более того, я лишь констатировал, а не утверждал, что шоу перестает быть смешным, когда надолго отходит от жестокости. Отчасти это заявление вытекает из моей убежденности в том, что любая комедия (в отличие от юмора) основана на жестокости. Впрочем, это весьма противоречивое заявление, и доказать его справедливость в рамках настоящей статьи нет возможности. Для того чтобы убедиться в важности жестокости как главной движущей силы юмора «Симпсонов», следует пересмотреть многочисленные общепризнанно смешные моменты шоу, хотя, боюсь, что разные люди считают смешными разные вещи. Поскольку здесь вопрос становится не только особенно интересным с философской точки зрения, но и очень запутанным, я должен признать, что любое общее заявление о роли жестокости в шоу является противоречивым и требует дополнительного обоснования.
9.
Гендерная Политика «Симпсонов»
Дейл Сноу, Джеймс Сноу
Что лучше всего удается шоу «Симпсоны», так это ставить под сомнение телевизионные штампы: от популярной в пятидесятые годы банальной фразы: «Папа знает лучше всех» — до актуального вопроса о качестве современных программ компании Fox. Однако есть три момента, указывающих на то, что данное шоу продолжает и расширяет традицию консервативной гендерной политики. Во-первых, Спрингфилд представлен городом с подавляющим перевесом в пользу мужского населения; во-вторых, главные действующие лица большинства эпизодов — это Барт или Гомер; в-третьих, особым образом характеризуются Мардж и Лиза.