Синдром удава
Шрифт:
Так оборвалась моя режиссерско-артистическая карьера, едва-едва успев начаться. «Значит, не судьба», — подумал я.
Молва о нашем спектакле распространилась за пределы 6-го лагпункта, а фраза «Бандиты остаются!» стала своеобразным знаком солидарности не только среди заключенных, но и среди вольняшек.
Мой переход на работу в контору не нарушил дружбы с эстонцем Альбертом Трууссом, с которым мы вместе работали в ОМЦ. Чтобы не оставаться в лагерном бараке в свободные воскресные дни, мы выходили на работу — пользовались тем, что ОМЦ и моя контора находились в одной зоне оцепления.
Однажды Альберт пришел ко мне бледным и очень расстроенным. Его только что ограбили. Остановили трое с пиками...
Денег было немного, но забрали портсигар, памятный подарок из
— Иди прямо на них. Не сворачивай и не оборачивайся.
Сам пошел чуть сзади на расстоянии двух метров, делая вид, будто конвоирую. Правая моя рука была засунута в карман плаща, там я сжимал рукоятку деревянного пистолета. Когда подошли почти вплотную, я прикрикнул:
— Не останавливаться! Вперед!
Четверка нехотя расступилась, дав нам дорогу.
До ОМЦ мы дошли благополучно. К себе я возвращался один, готовый при встрече с грабителями пугануїь их бутафорским пистолетом. Но вместо грабителей был остановлен оперативником. Теперь уже мне предложили идти впереди и не оборачиваться. Я спокойно шел, знал, что меня все равно отпустят, но вдруг вспомнил про пистолет в кармане и почувствовал, как спина покрылась холодным потом. Дело в том, что в последнее время было совершено несколько дерзких ограблений. Грабитель, до сих пор не пойманный, всегда угрожал пистолетом, но ни разу не пустил его в ход. Скорее всего, пистолет был тоже ненастоящий. Как я смогу доказать, что грабил не я. За такое преступление могли запросто дать «вышку». Надо было во что бы то ни стало избавиться от пистолета. Пришлось тряхнуть стариной и вспомнить фронтовые навыки. Я мысленно прорепетировал все движения. Надо надежно отвлечь внимание конвоира, опустить руку в карман, вытащить пистолет и сунуть его в сугроб. На все не более двух секунд. Ошибка может стоить жизни. Оперативник наверняка вооружен, и у него-то пистолет, извините, настоящий, на боевом взводе, и снят с предохранителя. Все это я понимал, но выхода не было. Выбрал момент, поскользнулся, вскинул вверх левую руку и, падая, успел правой вытащить пистолет из кармана и сунуть его в снег. Все получилось, как задумал. Оперработник выругался, но ничего не заметил. Пистолет надежно спрятан в сугроб, место я запомнил. В комендатуре меня тщательно обыскали, выяснили, кто я, и отпустили. На обратном пути я подобрал пистолет и отправился в лагерь.
При возвращении из промзоны в зону лагеря всех заключенных всегда обыскивали. Мне следовало сразу отдать пистолет охране для передачи его в клуб. Но под впечатлением только что происшедшего эпизода решил проверить бдительность охраны. Переложил пистолет во внутренний карман плаща и при обыске на вахте широко распахнул пилы телогрейки вместе с полами плаща. Дал проверить карманы брюк, внутренний нашитый карман телогрейки. Потом быстро запахнул полы, подставил рукава для прощупывания снаружи и стал выворачивать боковые карманы, показывая, что они пусты. Пистолета охранник так и не обнаружил. А я понял — таким образом можно было бы и автомат в зону пронести...
После моего изгнания из храма Мельпомены клубной самодеятельностью стал руководить профессиональный актер Сергей Абрамов. Его перевели к нам из какого-то другого лагпункта. Это был исключительно одаренный, необычный и даже загадочный человек. Он талантливо исполнял драматические роли, хорошо пел, аккомпанируя себе на гитаре.
Когда он исполнял старинные романсы или баллады, зал слушал, затаив дыхание, и подолгу не отпускал его со сцены. Я видел, как под воздействием его пения травленные, непрошибаемые зеки плакали. Иногда он вдруг тайно исчезал, и никто не мог сказать, где он находится. И его ни разу не наказали. Кто-то видел его даже в городе. Поговаривали, что он владеет особой техникой гипноза или внушения и может пройти через любую вахту. О нем ходили всякие легенды,
Как-то в разговоре я высказал ему сомнение по поводу этой его способности. Он посмотрел на меня, как удав на кролика, и сказал:
— Если хочешь, можем часок-другой прогуляться по городу. Посидим в ресторане.
Я подумал, что он шутит, и, приняв его игру, сказал:
— С удовольствием!
— Тогда идем.
Не оглядываясь, он двинулся в направлении вахты.
Мы подходили к проходной, пересекать которую в обе стороны могли только вольнонаемные. Сергей легко и без всякого напора сказал охраннику:
— Мы скоро вернемся. — Не сбавил шаг, не приостановился, мне даже показалось, что он смотрел мимо охранника.
Невиданный случай — мы беспрепятственно вышли из зоны. Я шел как по раскаленной плите и ждал, что охранник вот-вот опомнится и выстрелит или гаркнет: «А ну, вертайсь!» Я уже видел себя в штрафном изоляторе — самом строгом... И Сергея рядом... Но все было спокойно. Никто не стрелял, никто ничего не кричал. Мы шли по неохраняемой городской земле. И тут догадка ударила, как хлестнула: «Раззява, да это же сексот — секретный сотрудник ГУЛАГа. Вот тебе и вся легенда. А я-то уши развесил!». Однако виду не подал и свое открытие решил придержать пока при себе.
Сергей хорошо ориентировался в городе, видно, бывал здесь не раз. Мы уже прошли мимо одного ресторана; он вел меня в другой, сказал, что тот лучше. Чтобы проверить свое подозрение, я предложил посетить тот ресторан, который мы уже прошли. Он не стал упорствовать, и мы вернулись. Я еще вначале предупредил его, что денег у меня всего один рубль, а он сказал, что у него и того меньше. Интересно было посмотреть, на что же он рассчитывал? Мы разделись и прошли в зал. Две официантки беседовали между собой, не обращая на нас внимания. Лишь после второго призыва одна из них нехотя подошла к столику.
— Девушка, нам бы чего-нибудь перекусить.
— Меню перед вами.
— Оно нас не устраивает, позовите, пожалуйста, директора.
Появилась сравнительно молодая женщина. Представилась заместителем директора ресторана. На лице недовольное выражение — зачем побеспокоили... И тут на моих глазах стало происходить непонятное превращение.
На лице появилась улыбка, взгляд потеплел. Она ловила каждое слово Сергея и была готова выполнить любое его желание. Он сказал, что случайно встретил своего давнишнего друге и хотел бы отметить это событие несколько торжественнее, чем позволяет меню. Он будет весьма признателен, если она поможет нам в этом... Через минуту на столе появился коньяк, хорошая закуска. Сергей с аппетитом ел, а у меня кусок застревал в горле. Я понял, что мое подозрение было напрасным. Если бы он был сексотом, зачем тогда ему было демонстрировать все это. Теперь я с тревогой ждал момента, когда придется расплачиваться. Сергей же, судя по всему, не испытывал никакого беспокойства, и когда замдиректора подошла к нам осведомиться, довольны ли мы угощением, усадил ее за стол, и мы выпили за ее здоровье. Потом Сергей поблагодарил за гостеприимство, сказал какой-то комплимент и, сделав жест, будто достает бумажник, спросил, сколько мы должны за угощение. Она наотрез отказалась получить с нас деньги...
Присутствуя при всем этом, я плохо понимал, что происходит, словно сам находился под гипнозом. Выходя из ресторана, я боялся обернуться, ожидал, что раздастся возглас: «Вернитесь!» Но и здесь, так же, как на вахте, все обошлось благополучно. Мы беспрепятственно вернулись в зону.
Вот так, в который уже раз, передо мной приоткрылся край занавеса, скрывающего необъятный мир человеческих возможностей.
39. Анна К.
В нашей ремстройконторе работала нормировщицей вольнонаемная молодая женщина Анна К. Мне довольно часто приходилось обращаться к ней по работе. Иногда она заходила просто поболтать. По отрывочным и случайным фразам можно было предположить, что в Норильске она оказалась из-за какой-то сердечной драмы. В меру привлекательна и стройна. На ухаживания вольнонаемных мужчин почти не реагировала. На левой руке носила обручальное кольцо, хотя ни мужа, ни жениха, как я знаю, у нее не было. К особо ретивым поклонникам относилась холодно и даже с некоторым презрением.