Синдром вечного возвращения
Шрифт:
Минутное раздражение, и очень хорошо, что получилось сдержаться — неудобно вышло бы, если б Хабартш с присущей ему язвительностью, от которой в этот раз явно не удержался бы, прямо на совещании принялся бы разносить пожилого местного книжника. Не та ситуация, неловко получилось бы, не стоит разрушать их мировоззрение, пусть и находятся в плену легенд и предрассудков.
Рядом Уньёктти, он опёрся о высокий стол, который отвели Хабартшу в работориуме. Делает вид, что у них тут мимолётный междусобойчик, мол — обсуждают итоги недавно закончившегося совещания. Однако на самом деле стоит тут вроде
— Кхм… — произносит Уньёктти. — Что скажете, коллега? — спросил он, судя по всему — лишь для того, чтобы хоть что-то спросить: совсем не понятно, к чему это он. Что имеет в виду?
Смех, да и только! — вертится на языке у Хабартша, но из последних сил сдерживается и вслух говорит:
— Ну… — задумался, что бы такое сказануть, чтобы не обидеть. — Интересная точка зрения…
А сам только и делает, что внутренне недоумевает воззрениям местных специалистов. Поражается уровню книжного подхода так называемых звездочётов. Именно так — звездочётом ведь тот представился и сидел рядом с Уньёктти, справа. Может быть, ничего и не значит на самом деле, но Хабартш воспринял это обстоятельство как демонстрацию одной из ведущих ролей пожилого книжника в данном наблюдариуме. Хотя, быть может, это ничего и не значит.
О лампиридах он заговорил внезапно, совершенно неожиданно — кажется, для всех, включая Уньёктти. Седовласый и солидный — Хабартш уже видел его, и не единожды, говорил он громогласно и вполне себе уверенно.
Правда, кто это такой, Хабартш забыл почти сразу после того, как их друг другу представили. Но видимо, не очень знаменит, раз Хабартш затруднился держать его в своей памяти и своём внимании, скорее всего — не так уж значим, если приглашённый книжник ничего не слышал о нём ранее.
И в другой ситуации Хабартш разнёс бы его прямо на месте. За профанацию и пропаганду темнословия. Но — не тут. Еле сдержался, и можно на этом закончить.
— Никакие это не лампириды! — шёпотом говорит Хабартш, украдкой косясь в сторону коллег за соседним столом. — Надеюсь, доказывать это не нужно?
— Ну… — тянет Уньёктти, стараясь не открещиваться от нерадивых служащих своего наблюдариума, и в то же время — что тут скажешь в защиту пожилого и, вероятно, весомого книжника? Уньёктти мнётся, держась нейтрального междуречья, между противоборствующими течениями, но находиться в столь щекотливом положении ему вовсе не удобно.
— Никакие это не лампириды! — ожесточённо повторяет Хабартш, а сам уже со счёта сбился, сколько раз за последние дни он произнёс «никакой это не…» о загадочном объекте. — Вот они — данные! — говорит Хабартш, указывая на листы фольги, что беспристрастными фактами вальяжно разлеглись у него на столе. — Вот он — источник сигнала! — громко стуча по фольге, произносит он, и сразу же видно, что обсуждаемый вопрос для него — дело всей жизни, и может быть, он эту самую жизнь положил бы, отстаивая свою точку зрения.
— Действительно… — ещё сильнее смущаясь, протянул Уньёктти, для вида заглядывает в столбцы
Уньёктти ещё тешит надежду перевести разговор в шутку или представить всё недоразумением. Но Хабартшу этого мало, и он решительно заявляет:
— Думаю, объект и в самом деле рукотворен, — говорит он, и сотрудник за соседним столом улавливает революционность его идеи. — Моя оценка даёт размеры в несколько десятков метров. Оценка, конечно, косвенна, — морщится Хабартш, будто ему самому противен метод расчёта параметров объекта, и прибегает к нему лишь в исключительных случаях, подобных настоящему. — Косвенна, но в некотором приближении приемлема…
— Да-да… — рассеянно кивает Уньёктти, стараясь сдержать пыл Хабартша, чтобы никто не услышал еретических мыслей. — Я читал… Да-да, я помню… — говорит он, хотя по глазам видно, что не знаком с вопросом.
— Не очень большое, должно быть, сооружение — если так можно выразиться, — продолжает Хабартш, и голос существенно громче, чем хотелось бы Уньёктти. — Вроде дома, — увлёкшись, пояснил он, а ему внимает уже половина работориума — три или четыре книжника. — Дом для межзвёздных путешествий! — наконец провозгласил Хабартш — сказал то, что давно напрашивалось, но во всеуслышание озвучить боялся.
— Капсула или аппарат, — неожиданно подхватил один из присутствующих — молодой звездочёт, видимо, ещё не успевший закоренеть в дебрях предрассудочного консерватизма. — Вроде наших кораблей! — взволнованно воскликнул он.
— Именно! — порадовался своему стороннику Хабартш. — Как наши корабли, только передвигается не по водным каналам, а по эфирной пустоте!
— Хм… — пытается обуздать стихийный диспут Уньёктти, и Хабартшу он кажется якорем, тормозящим пережитком. — Позвольте…
— А как же иначе? — пылко возражает Хабартш. — Не целой же планетой путешествовать!
— Вы хотите сказать, что это корабль? — вступил в дискуссию другой книжник — более зрелый и по его кислому виду — явный скептик. — Но как же они избегают контакта с межзвёздным эфиром? — с подковыркой спросил он.
— Вот именно! — реванширует Уньёктти, и Хабартш от него такого не ожидал.
Вопрос опасен для любого книжника. В теории уже некоторое время обсуждается, но технически это невозможно — об этом знает любой, даже начинающий книжник.
— Оболочка должна быть абсолютно непроницаема! — блестяще парирует Хабартш, будто готовился к этому вопросу заранее, он спокоен и уверен в своих силах и знаниях. — Совершенно целостная оболочка… Не говоря уж о том, что… — Хабартш разошёлся не на шутку, ещё немного — и выдаст самое сокровенное, то, что даже Омжлусо говорить опасно.
Есть у него одна безумная идея, подтверждённая теоретическими выкладками, но разве допустимо так вот, прямо тут выкладывать все свои козыри, которые запросто могут обернуться обратно? Неосторожное высказывание — и на карьере можно будет ставить жирную позорную точку. А ведь он столько ещё не успел сделать…
Ну и ладно! — легкомысленно решает Хабартш. Когда ещё можно будет так повеселиться?
— Эфир пуст! — торжественно заявляет он. — Там ничего нет! Просто пустое пространство — я в этом уверен!