Синдром войны. О чем не говорят солдаты

Сайтс Кевин

Его по-прежнему мучают кошмары, в которых переплетается прошлое и настоящее. Например, ему часто снится, что он в машине с Ханной, собаками и детьми сестры на улицах Эль-Фаллуджи.

Он надеется, что жизнь еще наладится. Ему надо только продолжать принимать лекарства, не начать снова пить, обучиться какой-нибудь профессии и воспитывать дочь. Ему нравится проводить время с дочерью и племянниками, готовить им обеды, отводить в школу и забирать оттуда.

«Дети невинны. Они ничего не знают о войне».

«Вы когда-нибудь расскажете ей обо всем пережитом?»

«Она знает, что папа был морским пехотинцем. Я думаю, этого достаточно».

Сперри понимает, что война навсегда уничтожает невинность в человеке.

«Я был так молод и наивен. Учился в школе, любил видеоигры. В 17 лет еще ничего не понимаешь. В таком возрасте не знаешь страха. Но сейчас, вернувшись с войны, мы все ужасно боимся смерти. Все, с кем я был в Ираке, либо погибли, либо тоже столкнулись с огромными проблемами».

Еленн Ерей пишет, что только ранение может заставить некоторых солдат перестать быть по-детски наивными. Так случилось и с Джеймсом. «Отношение к смерти большинства этих военных несложно понять. Они считают, что смерть реальна только для других. Они сохранили детское представление о том, что находятся

в центре мироздания, а потому бессмертны… Возможно, ранение им необходимо. Выражение удивления и возмущения на их лице просто невозможно забыть.

Один жестокий удар навсегда лишает их веры в свое физическое бессмертие. Приспособиться психологически к этому новому для них миру наверняка окажется куда сложнее, чем восстановиться после травмы».

После той встречи мы продолжаем переписываться со Сперри. Письма от Джеймса приходят нерегулярно и отражают резкие перепады его настроения. Видимо, причиной тому алкоголь и наркотики. Мне эти перепады знакомы не понаслышке. Временами он кажется беспомощным, иногда настроен агрессивно.

21 февраля 2010 г. (письмо Сперри ко мне)

«Извините, что пропал, но в последнее время мне все сложнее справляться со своими демонами. Я по-прежнему пытаюсь заглушить боль травкой, алкоголем и таблетками. Подумываю о том, чтобы при следующей встрече сказать врачам, что со мной все в порядке, чтобы меня вновь признали годным к службе. Я был отличным пулеметчиком, и я им нужен. Не хочу со стороны наблюдать, как другие парни сражаются в этой войне. Я же могу ходить, могу нажимать на спусковой крючок. Наверное, я просто зависим от войны. Извините, что так долго не писал, но я пытался довести себя до такого состояния, чтобы забыть, как ужасен этот мир. Мне хотелось бы больше с вами общаться. Тем более что вам знакома моя боль. Как вы справляетесь с болью и воспоминаниями? Думаю, не лечь ли мне в госпиталь? Но тогда мне точно уже не попасть в армию. А я не хочу оставаться в стороне. Раньше меня уважали, а теперь я никто. Я потерян…»

14 сентября 2010 г. (сообщение от Сперри в Facebook)

«Знаете, что я хочу сказать? У меня было время поразмыслить. И вот что я понял: тот Джеймс, каким я был до всего этого, — амбициозный, наивный, полный надежд, — умер там. А теперь я просто существую. Я ничего не чувствую. Я все продумываю. Например, что нужно делать, когда оказываешься среди людей, но ничего не чувствую. Делаю вид, что у меня есть какие-то эмоции, чтобы люди не поняли, как мне плохо. Но я ничего не чувствую, если только не гоняю на мотоцикле на скорости 200 км/ч. Меня спрашивают, почему я не хожу к врачам. А как они мне могут помочь? Они не могут понять, с чем я живу. Во-первых, постоянные боли в голове, спине, ногах, коленях, ступнях. Во-вторых, по ночам я не могу уснуть, мне снятся кошмары. Дальше: я ничего не чувствую, кроме ярости. Меня мучают воспоминания. Я психую по малейшему поводу. Я постоянно спрашиваю себя, как так получилось, что 26 моих друзей погибли, а я остался жив. Я все время думаю о том, какими были их последние минуты. О чем они думали? Каждый день думаю о своей смерти. И о смерти своей дочери. Когда я вижу других людей, я представляю их мертвыми, хотя и пытаюсь этого не делать. Я постоянно курю травку, иначе просто взорвусь. Травка меня успокаивает. Думаю, ее надо прописывать ветеранам, страдающим посттравматическим синдромом, чтобы они могли хотя бы немного успокоиться. Я столько раз был на волосок от смерти, и не сосчитать. Не знаю, что мне делать. Сдаваться нельзя. Я не из тех, кто сдается».

Позже Джеймс написал на своей страничке в Facebook, что расстался со своей женой. Меня эта новость не удивила. Их брак нельзя было назвать счастливым. Кэти говорила, что алкоголь и лекарства так влияют на Сперри, что она постоянно чувствует себя одиноко. Кроме того, иногда он ведет себя очень агрессивно. Его приступы ярости заставляли ее опасаться за себя и дочь. Я попросил ее рассказать подробнее об этом. Она ответила только через несколько недель.

29 декабря 2010 г. (сообщение от Кэти в Facebook)

«Здравствуйте, Кевин. Я не собиралась игнорировать ваш вопрос, но мне было проще попытаться не думать о своих чувствах и о том, что произошло. И, честно говоря, мне немного неловко рассказывать о таких личных вещах. Наверное, наш разрыв окончательный. Мне больно видеть, как он страдает. Надеюсь, ему помогут и он сможет снова стать счастливым. Хотя бы ради Ханны. Мне небезразлична его судьба, но в наших отношениях уже много лет не было страсти. Может быть, это прозвучит эгоистично, но он столько лет не обращал на меня внимания. В конце концов я перестала нравиться самой себе. Может быть, виной всему его неуверенность в себе. Он знает, что внутри он слаб, и боится, что я окажусь сильнее. Впервые я чувствую себя сильной и независимой. Мне кажется, что в наших отношениях проявлялись только худшие наши стороны. Частично в этом виноват Ирак. Но, кроме того, в 19 лет мы просто плохо понимали, что такое брак. Мы не знали, что значит уважать друг друга. Просто как пример: он взял кредит, чтобы купить мотоцикл, не посоветовавшись со мной, а я сделала себе кредитную карточку, ничего не рассказав ему. Мы с самого начала вели себя так друг с другом. На следующей неделе он едет в реабилитационный центр в другом штате, и я очень рада, что он, наконец, обратился за помощью. Я очень хочу, чтобы с ним все было хорошо. Он всегда будет мне дорог, и мне очень грустно, что у нас ничего не получилось. Но мои чувства к нему изменились. Было бы нечестно продолжать жить вместе, для нас обоих. У нас разные взгляды на жизнь. Мы оба сильно изменились со времени свадьбы, стали совсем разными людьми. Мне кажется, мы оба не обладаем теми качествами, которые каждый из нас ищет в партнере. Мне нравится, что я теперь свободна и могу попытаться понять, кто я на самом деле. Я чувствую, что я сейчас сильнее, чем когда мы были вместе».

Вскоре после этого я увидел в профиле на Facebook, что Кэти поменяла свою фамилию на девичью. Я написал Джеймсу, спросил его, считает ли он войну и свой посттравматический синдром причиной распада их семьи. Жалеет ли он о чем-нибудь? Хотел бы он что-нибудь изменить?

Он ответил мне достаточно подробно и откровенно. Признал, что Кэти во всем права, но добавил кое-что от себя.

14 декабря 2010 г. (сообщение от Сперри в Facebook)

«Мне тяжело без Кэти,

она всегда была для меня опорой. Но весь этот стресс, все, что я пережил, — я больше не был тем уверенным и спокойным человеком, каким был раньше. У меня постоянно менялось настроение. Я не испытывал никаких эмоций. Я сделал много того, о чем жалею. Мы часто ссорились. Как только я ее ни обзывал! Я часто злился. Бывал буйным. Потом открыл для себя травку. Она помогла мне расслабиться и спокойнее воспринимать ситуации, которые раньше выводили меня из себя. Но, конечно, у нее есть и плохие стороны. Запах, например. Кэти видела, что мне это помогает, и была не против. Мы ссорились почти каждый день. Говорили друг другу такое! Мы делали друг другу очень больно. Мы так часто ссорились и кричали, что просто перестали слышать друг друга. Но были и хорошие времена. Вечеринки и поездки на пляж. Мы не все время ссорились, иногда нам было хорошо вместе. Но я часто выходил из себя. Мне очень жаль, что я так себя вел. Мне искренне жаль, что я заставил Кэти пережить все это. Сейчас она стала совсем другим человеком. У нее большая сила воли. Но я не вижу в ней той страсти, которую она раньше испытывала ко мне или к искусству, к фотографии. По крайней мере, при мне она ее больше не показывает. Мне этого очень не хватает. Раньше она была очень живой. Я уже несколько лет не видел ее счастливой. Наверное, другие видели, но не я. Она очень меня любила раньше, и я думал, ничто не может этого изменить. Но война изменила. И то, как я пытался справиться со всей этой болью, мои постоянные мигрени, тошнота… болели даже зубы… ноги, плечи, грудь, колени… И психологическая травма, боль из-за потери стольких друзей. Мое мировоззрение полностью изменилось. Я стал ненавидеть людей. Не из-за того, на что люди способны, а из-за иерархии, которая правит миром… Боюсь даже представить, в каком мире придется жить моей дочери. Я живу в том же доме, где мы с вами встречались. Кэти живет в получасе езды отсюда. Стараюсь навещать Ханну три раза в неделю. Ради нее я хочу поправиться. Собираюсь поехать в клинику Центра Шепарда в штате Джорджия. Мне надо сделать это и ради самого себя тоже. Как у вас дела, Кевин? Ханна иногда о вас спрашивает. Она так и спит с пандой, которую вы ей подарили».

В январе Сперри написал, что лег в клинику в Атланте, Джорджия, как и собирался. Центр Шепарда — благотворительная медицинская организация, специализирующаяся на исследовании и лечении проблем спинного и головного мозга, с которыми как раз и столкнулся Сперри. Он сам был настроен оптимистично.

Через месяц я получил от него сообщение с описанием методов лечения, используемых в центре. Как видно, врачи клиники стремятся применять лучшие западные и восточные методики.

Февраль 2011 г. (сообщение от Сперри в Facebook)

«Здесь действительно лечат, работают над всеми аспектами проблемы. Они рассказывают о том, что происходит в результате черепно-мозговой травмы и что такое посттравматический синдром. Проводят групповые занятия на разные темы: посттравматический синдром, возвращение к обычной жизни, когнитивные способности. Учат контролировать вспышки гнева. Есть физиотерапевт, он помогает восстанавливать травмированные части тела и укреплять организм. Есть врач, чья задача — помочь бывшим солдатам изменить свой образ мыслей. Еще несколько врачей подбирают болеутоляющие средства и следят за общим состоянием здоровья. И они предлагают разные оздоровительные курсы: йогу, тай-чи, акупунктуру».

Я думаю о том, что пришлось пережить Джеймсу Сперри. Вспоминаю первое письмо, которое получил от него. Это был самый трудный для него период. Тогда ему было невыносимо больно, физически и психологически. Он был озлоблен, ощущал собственную ненужность, испытывал чувство вины просто потому, что был жив. Но, несмотря на все это, он помог мне. Благодаря его письму мне удалось справиться с собственным чувством вины. Я стал свидетелем его выздоровления — он поделился со мной и этим. Несмотря на все его раны, на весь ужас, который ему пришлось пережить, я вижу в нем воина. И человека. В благодарность за ту небольшую помощь, что я ему оказал, он открыл мне путь к спасению. Он предложил мне защиту от самого беспощадного врага, с которым (он знал это по личному опыту) приходится сталкиваться после окончания боевых действий, — от самого себя. Я радуюсь каждый раз, когда вижу фотографию, которую он разместил на Facebook по окончании лечения. Подпись под ней очень проста: «Новый Джеймс».

Новый Джеймс. Фотография из профиля Джеймса Сперри на Facebook

12 мая 2011 г.

P.S. Джеймс сейчас работает наставником в подразделении для раненых бойцов и помогает другим участникам боевых действий в разных частях страны. Президент Обама узнал историю Джеймса и пригласил его, Кэти и Ханну в Белый дом.

Джеймс Сперри и Ханна с президентом и его женой

Глава 4

Никто нас не слышит

«После этого боя все стало, как в тумане. Я перестал молиться Богу. Меня воспитывали в христианского семье, но я больше ни во что не верил. Обугленная человеческая плоть…»

Комендор-сержант Леонард Шелтон, морская пехота США, 3-й батальон 5-го полка корпуса морской пехоты. Война в Персидском заливе (1991 г,)

Несмотря на очевидное, сержант морской пехоты Леонард Шелтон все никак не мог поверить, что скоро ему предстоит участвовать в боевых действиях. Вернее, не хотел в это верить. Его подразделение направили в Саудовскую Аравию, где они сейчас и находились, под испепеляющим солнцем среди песков пустыни. Это было первое боевое задание их бронепехотного батальона, сформированного всего шесть лет назад, в 1985 году. На вооружении у батальона были легкие бронированные машины LAV-25 — восьмиколесные машины-амфибии, оснащенные орудием 25 мм и способные развивать скорость до 80 км/ч. LAV-25 обслуживаются экипажем из трех человек и могут перевозить от четырех до шести солдат. Шелтон был командиром одной из машин, но никогда раньше не был на войне и представить не мог, что его ожидало.