Синее на желтом
Шрифт:
Бывает, что Альма и на хозяина рычит. Сделает вид, что не признала его в темноте, и рычит. Но Базанов не сердится на нее за это. Наоборот, даже благодарит: молодец, службу знаешь! Давай, давай, показывай свою бдительность. Собака должна быть злой. Доброй собаке — грош цена.
Базанов даже сырым мясом прикармливает Альму, чтобы еще злее стала. А куда еще злее! Альму и так все считают самой злой собакой на свете. И только одному Принцу известно, какой она может быть доброй, нежной. Но малыша своего Альма ласкает украдкой. Так, чтоб даже луна и звезды не видели. Кто их знает, еще насплетничают хозяину. Очень Альма дорожит своей репутацией. Только напрасно она за нее беспокоится. Хозяин простил бы ей такую невинную слабость. Альма, пожалуй, самая большая гордость хозяина. Очень он ее
И верная, послушная Альма лает и рычит. На все живое и неживое. На все чужое и враждебное. На весь мир.
Принц, единственный наследник Альмы, тоже, конечно, лает. Это дар природы, и Принц им пользуется. Охотно пользуется, безмятежно радуясь своему звонкому, чистому голоску. Но лает Принц без всякой злобы. И больше всего на собственный хвост. И еще на индейского петуха. Очень нравится Принцу дразнить эту шумливую, обидчивую птицу.
Словом, лает Принц, когда ему хочется, играя, а не по обязанности, потому что обязанностей у него пока никаких нет. Никаких. Пока он только иждивенец.
Само собой разумеется, он не всегда будет беззаботным иждивенцем. Разве что станет бродягой? Только вряд ли суждена ему вольная бродяжья жизнь. Видно, уготована ему иная судьба. Можно не сомневаться, что Базанов уже давно спланировал или, как писали раньше, предначертал будущее Принца. Иначе он не оставил бы Принца в живых, когда топил в кадке с дождевой водой трех его махоньких сестренок. Раз Базанов сохранил Принцу жизнь, значит, имеет намерение полностью использовать ее для своего блага. Ну что ж, на то его воля — он хозяин, властелин. Хотя очень возможно, что не все в этом деле решалось лишь из практических соображений — возможно, тут сыграла роль, и немалую, необыкновенная красота Принца. Он и сейчас удивительно красив, хотя подростки, как правило, несколько угловаты и временно, до созревания, теряют какие-то присущие им черты. Но когда Принц был маленьким, когда ему был месяц от роду, на него просто наглядеться нельзя было, такой это был прелестный щенок. Тогда он, кстати, и стал Принцем. Пришли как-то к Базановым гости: муж, жена и девочка лет шести. Девчушка попросила разрешения поиграть с маленькой собачкой. Погладила ее и сказала:
— У нее волосики золотистые и шелковые, как у принцессы из сказки.
— А это у нас не принцесса, а принц, — ухмыляясь, сказал хозяин. С той поры и пошло: Принц и Принц. А щенку все равно. Он в таких делах пока не разбирается.
4
Вчера под вечер беззаботному, веселому Принцу впервые в жизни пришлось испытать огорчение. Серьезное огорчение.
Дело было так: хозяин сидел на крыльце в распахнутой нательной рубахе, в шлепанцах на босу ногу и, разгоняя табачным дымом мошкару, скучал. Нудно, беспросветно и безнадежно скучал. Хуже нет, когда шестидесятидвухлетнего пенсионера одолевает вот такая липкая скука. А если еще добавить ко всему, что Базанов не спал прошлую ночь, то станет ясно, до какой степени он был не в духе.
Всю эту ночь тревожно лаяла Альма. Всю ночь шлялись по улице какие-то люди. Может, злоумышленники, а может, просто запоздалые прохожие. Кто их разберет. А тут еще Базанова вздумала жаловаться на Альму.
—
— Ничего, пусть лает.
— Так спать же хочется.
— Ничего, на кладбище отоспишься, — обещал Базанов жене, а сам бросился к окну. Потому что остановились какие-то двое у самой калитки. Часа два топтались у калитки и шептались о чем-то те два неизвестных типа. А о чем они шепчутся? Ясно о чем. Раз громко боятся говорить, значит, замыслили что-то недоброе, значит, бандиты. И все два часа до самого рассвета простоял у окна Базанов. Тянулся на цыпочках к приоткрытой форточке, прислушивался, прижимался горячим лбом к стеклу, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Обдумывал, что будет делать, если бандиты начнут ломиться. Ружье, как всегда, на ночь заряжено крупной дробью. Но стрелять… Был бы другой какой-нибудь параграф УК о самообороне, тогда бы не задумываясь, сразу из двух стволов. До последнего патрона. Пух бы летел из проклятых ворюг. А сейчас лучше с этим параграфом не связываться. Срежешь, не дай бог, бандюка, сам за решетку угодишь, как пить дать. Сейчас вся надежда на Альму.
Но бдительная Альма чуть было не подвела хозяина. Надорвалась. Потеряла голос. Базанов даже не успел на нее рассердиться, как вдруг в наступившей тишине отчетливо прозвучал поцелуй. Звонкий. Сочный. А затем еще один.
Базанов распахнул окно:
— Эй вы, задрипанные влюбленные! Нашли место, где целоваться, сопляки паршивые!
Послышался смех, быстрые шаги. Драпанули, подлецы. Базанов вздохнул, покряхтывая полез под одеяло, но заснуть уже не мог.
Растревожили его бессовестные люди. А днем какой сон. Раньше, до пенсии, случись такое, нашел бы на ком «выспаться». Одному протирка с песочком, другому — головомойка, третьему — «разнос на вынос». Вот и полная разрядка активным действием. А сейчас… Одним словом, и скучно, и муторно, и башка трещит, и некому морду набить. Разве это жизнь? Прозябание.
В такие моменты лучше не попадаться Базанову на глаза. А неопытный, не ведающий, что такое скука, Принц попался. Влип, бедняжка.
— Ко мне, Принц! — приказал Базанов.
Принц подошел, ткнулся мордой в колени хозяина.
— Эк тебя вымахало, братец, на даровых харчах, — удивился Базанов, будто не видел Принца целую вечность. Принц так и не понял, что это значит. Комплимент? Порицание? На всякий случай заюлил, извиваясь всем телом и помахивая хвостиком. Не из подхалимства, конечно, а по природной своей вежливости.
— Растешь, как дурная трава, — строго продолжал Базанов. — Жрешь, пьешь, гадишь, а толку от тебя! Одним словом, тунеядец. На что это похоже, братец? На что похоже, спрашиваю? Безобразие и стыд — вот что это. Но ничего, скоро возьмем тебя в науку. В науку, говорю, возьмем. Ясно? Молчишь? То-то же!
Все это было сказано с явной угрозой. Но Принц пропустил ее мимо ушей. Может, он не знал, чем это ему в действительности угрожает? А может, знал. Мне это неизвестно. Одно скажу определенно: желания учиться у него не было. Для чего, скажите, ему еще учиться? Разве он и так не знает все, что ему нужно, все, что ему необходимо для жизни. Для простой, естественной, обыкновенной жизни.
— Так что не надейся, братец, — почему-то сказал Базанов. — Тунеядцем у меня не вырастешь. Этого я не допущу. А сейчас проверим, есть ли у тебя в наличии искорка божья или хоть какой талант.
Искорки божьей у Принца в наличии не оказалось. И таланта ни на столечко. Никакого. В этом Базанов сразу убедился. Он бросил на асфальтовую дорожку щепку и велел Принцу:
— Принеси!
Принц побежал, схватил щепку зубами, погрыз немножко — невкусная, и бросил в траву.
— Ко мне, безмозглый!
Хозяин пошарил в карманах и бросил на дорожку коробок спичек. Принц помусолил коробок и тоже выбросил. Несъедобный и пахнет противно. От домашней туфли, которую уже потерявший терпение Базанов бросил на дорожку, бедного Принца чуть не стошнило — так отвратительно и едко от нее разило хозяином. Принц потрепал ее для вида зубами и поспешно забросил подальше в растущую у забора крапиву. Должно быть, решил, что хозяин сам хочет избавиться от этого неприятного, пропитанного его собственной вонью предмета.