Синеглазая принцесса
Шрифт:
– Потом не упрекай меня. Ты сама этого захотела, – предупредил он, в последний раз давая девушке шанс пойти на попятный.
18
Алана подняла голову и заглянула в лицо Николасу. Наконец-то в его глазах зажегся огонь желания! Значит, она все-таки ему не противна!
– Да! – смело воскликнула девушка. – Я хочу стать твоей женой по-настоящему.
Николас принялся стягивать с нее ночную сорочку. Сначала медленно, потом все быстрее.
И вот
В серебристо-лунном свете обнаженная Алана была так хороша, что у Николаса захватило дух. Он и сам не понимал, что на него нашло и откуда нахлынула эта странная нежность, но ему вдруг захотелось, чтобы Алана запомнила эту ночь как нечто сказочно-прекрасное, запомнила на всю жизнь.
– Милая моя Синеглазка, – прошептал он, – я посвящу тебя в тайны, о которых ты даже не подозревала. Ты будешь близка со мной, как ни с кем другим, а я… я дам тебе то, что еще не давал ни одной женщине.
Пальцы Николаса пробежали по девичьей шее и коснулись упругой груди.
Она поцеловала его ладонь и торжественно произнесла:
– Я отдаюсь тебе душой и телом, Николас. Больше мне нечего тебе дать.
Капитану все труднее было сдерживаться, однако он старался оттянуть решающий момент, чтобы продлить удовольствие. И для Аланы, и для себя. Он прикоснулся губами к ее нежной груди сперва осторожно, а услышав тихий стон, – смелее.
Алана тонула в море незнакомых ощущений. Прикосновения Николаса все больше распаляли ее страсть. Она трепетала, словно стебель под ветром, и жаждала поскорее слиться с любимым воедино.
Уже ничего не помня и не понимая, девушка жадно прильнула к его губам, и в душе Николаса словно прорвало плотину. Чувства, которые он так долго держал в себе, хлынули наружу. Он словно очнулся от кошмарного сна и, вырвавшись на свет, осыпал свою избавительницу благодарными поцелуями.
Потом… потом их обоих захлестнул шквал страсти. Николас никогда не испытывал ничего подобного. Они были словно созданы друг для друга, оба все понимали и угадывали без слов…
– Милая Синеглазка, – еле слышно прошептал Николас. – Моя милая, дорогая жена…
Алана уткнулась лицом в его плечо. Она отдала ему всю себя без остатка и нисколько не сожалела об этом.
Сейчас Николас принадлежал ей, и это было самое главное. Алана запретила себе думать о предстоящей разлуке. Пока муж здесь, рядом с ней, следует наслаждаться драгоценными мгновениями.
– Я сделал тебе больно, Синеглазка? – встревоженно спросил Николас.
– Нет. Мне было хорошо, – улыбнулась она. Алана изменилась до неузнаваемости – синие глаза светились новым знанием, губы припухли и порозовели от поцелуев. Тело казалось прекрасным изваянием.
«И как это я раньше не замечал ее красоты? – изумился Николас. – Да прекрасней моей жены в целом мире нет!»
И он снова припал к ее груди, как
Николас стоял у постели спящей Аланы. Ему гораздо труднее с нею расстаться теперь, когда он вкусил сладость ее объятий. Но ничего не поделаешь. Вчера он потерял голову, но сегодня разум к нему вернулся.
Вчера в приливе нежности он чуть было не отдал ей свое сердце, однако наутро, слава Богу, вспомнил, что поклялся презирать женщин, и поборол нахлынувшие чувства.
Да и неизвестно, так ли уж он правильно поступил, женившись на Алане. Ведь имя Беллинджеров опозорено, и тень скандала ляжет теперь и на нее. Может быть, не стоило этого делать?
Николас вглядывался в невинное лицо Аланы и чувствовал себя последней скотиной. Зачем он воспользовался неопытностью девушки?
Терзаясь угрызениями совести, он взял саквояж и тихо вышел из комнаты. Он знал, что расстается с женой надолго, но ему необходимо было поразмыслить над тем, что случилось, а размышлять лучше в одиночестве, когда тебе никто не мешает.
Стук в дверь нарушил сон Аланы. Она сунула голову под подушку, надеясь, что непрошеный гость постучит-постучит, да и уйдет, но стук не прекращался.
Алана обреченно вздохнула и огляделась, понемногу приходя в себя. Лицо ее озарилось счастливой улыбкой, когда она вспомнила, что произошло ночью.
Но где Николас?
Стук повторился.
«Наверное, это он!» – подумала Алана и спрыгнула с кровати, однако, добежав до середины комнаты, остановилась. А вдруг это не муж? То-то будет скандал – она же в чем мать родила!
Торопливо натянув ночную рубашку, Алана закуталась в покрывало, открыла дверь и… сникла.
На пороге стояла женщина. Та самая, которую она видела накануне в комнате Николаса.
– Доброе утро, миссис Беллинджер. Я Франсис Уикерс. Можно войти?
Алану еще никто не называл миссис Беллинджер, и она не сразу сообразила, к кому это относится, а когда сообразила, то пригласила гостью войти, но добавила, что Николас куда-то ушел.
Франсис Уикерс поставила на пол у двери потрепанный чемоданчик, покосилась на смятую постель и, покраснев, отвела взгляд.
– Меня прислал ваш муж, – поспешила объяснить она. – Я обещала ему привезти вас в Виргинию к отцу.
Алана недоуменно вскинула на Франсис глаза. Наверное, эта женщина что-то путает! О какой поездке к отцу может теперь идти речь? Об этом они говорили раньше, до… всего. А теперь… теперь ее место в Беллинджер – Холле!
– Вы уверены, что я должна поехать к отцу?
– Совершенно уверена. Ваш муж несколько раз это повторил. А вы разве не согласны с его решением?
– Я… я просто не понимаю, чем оно вызвано. А где мой муж?