Синие лампы темного мира
Шрифт:
Есть одна такая, в которой конфликт затянулся почти на полвека. Представляешь? Земля пять десятков раз прокрутилась вокруг Солнца, а люди все продолжали убивать друг друга. Уже никто не помнил, с чего та война началась, а первопричина – местная принцеска – давно скончалась в муках, а огромные полчища двуногих кололи, рубили, сносили головы и вспарывали таким же двуногим животы.
Длинноволосый встал, подхватывая лейку за ручку. Подошел к ближайшему гранатовому дереву и почти ласково похлопал по стволу:
– Да вся их история построена,
– Ты сейчас о смертных или о своих грушах? – не поняла женщина.
– Груши, смертные, вероятности… принцип один, поверь. Ты же знаешь мое мнение….
– Все зависит от того, на какой грани многоугольника ты стоишь, - закатив глаза, заученно подхватила златокудрая. – И все же я пришла не для того, чтобы в миллионный раз выслушивать одни и те же слова. Их звуки уже просверлили дыры в моем мозге.
– У тебя нет мозга.
– Не суть важно. Ты что-то говорил о парне, художнике. Где ты его выкопал и почему именно он? Знаешь, пока я доверяла тебе выбор кандидатов, но у меня стали закрадываться подозрения. Уж не жульничаешь ты? Землянин может, вовсе рисовать не умеет, а ты представляешь его как нового Дега. А потом с прискорбием заявишь: «Знаешь, милая сестрица, кажется, и он ни на что не годен»?
– Как ты могла подумать! Когда я жульничаю, у меня обычно дергается глаз, - зафыркал мужчина.
Теперь он подошел к другому дереву, на этот раз – джаботикабе, ствол и ветки которой были усыпаны темными круглыми плодами, и вновь наклонил свою синюю лейку. Казалось, ее объем должен был достигать нескольких сотен кубометров. Кровь непрекращающимся потоком все лилась под корни, и на джаботикабе, и правда, появлялись все новые цветы, а засохшие было листья, вновь становились зелеными.
– Хорошо, хорошо, не смотри так на меня. Оставь свой пронзающий взгляд для любителей рулетки и скачек на громадных василисках.
Наконец, седовласый отставил свое занятие. Аккуратно прислонив орудие труда обратно к сидению скамьи, он протянул собеседнице чудного вида альбом. Ни прямоугольный, ни квадратный, а в виде семиугольника. Женщина откинула кожаную обложку, и страницы, одна за другой, сами замелькали, переворачиваясь. Треугольные, конусообразные, из металла, дерева, тонких листов пластика, крыльев громадных жуков – сборник описаний всех вероятных произведений искусства, которые могут, могли или уже появились в одном из двух с лишнем сотен обитаемых миров.
Некоторые из них были сравнимы с наскальными рисунками древних людей – что увидел, то и изобразил. Многие были похожи на куюна ва тента зарийцев, технологически сложные, но больше смахивающие на еще одну модернизацию уже знакомых восковых табличек. И лишь единицы из всего этого хлама могли считаться чем-то большим, чем просто
– Вот, - ткнул пальцем седовласый в одну из страниц. Самую обыкновенную, из гладкой блестящей бумаги. – Полюбуйся.
Альбом тут же изменился. На коленях у женщины лежала простая книга довольно большого формата, на корешке которой серебристыми буквами было выведено: «I grandi artisti del ХХI secolo»[1]. Златокудрая быстро перелистала книгу, останавливаясь на дате в начале.
– 2087 год. Хм… очень мило. И этот твой кандидат…?
– Ты о том, потомок он той девчонки и ей подобным? Нет, обычный парень из довольно богатой семейки. Видишь, я даже увеличил шансы на твою победу. Клянусь, мне казалось, он просто идеален. Смотри, какие картины. Цветопередача, объем… и это с их искаженным виденьем. Знаешь, даже меня уже начали раздражать синие лампы.
– Тебя многое раздражает, - равнодушно бросила женщина. – Да, ты прав. У него был неплохой потенциал. Ты вот хоть и болтаешь, мол, люди постоянно воюют. Но смотри, мы с тобой уже около трех десятков раз предлагали частицу и все заканчивалось одинаково.
– Разве? – пожал плечами длинноволосый. – Жертва ради победы – это тоже часть войны. Вера в светлое будущее - вот что заставляет их проламывать друг другу черепа. Отними ее, и люди просто разойдутся по своим утлым домишкам. Эти существа везде ищут цель, смысл. Думаю, если бы вместо даты рождения и смерти, и фразы, вроде: «навеки любим», они писали на надгробных плитах предложение, начинающееся с «он был рожден для…», их жизнь стала бы намного проще.
Они приходят на могилы из какого-то фантастического чувства противоречия, пытаясь доказать себе, что люди, лежащие под землей, разлагающиеся там – не я. И эти бесполезные, никчемные трупы, некогда вдыхавшие воздух мне не ровня. Только мое существование имеет значение, только на мою макушку светит солнышко, и только мой огород поливает дождь. Но при этом осознают, что когда придет их время, их также засыплют, а сверху поставят надгробие, на котором будет лишь что-то пошлое, вроде «вечная память». Иногда их даже становиться жаль…
– Ты и жалость? – нервно хохотнула голубоглазая. – Ладно, я тебя поняла. Раз так, у меня есть предложение.
– Все-таки не веришь в мою честность, - раскусил ее мужчина. – Что ж, валяй. Одной попыткой больше, одной меньше. Хотя мне начинает уже наскучивать наше развлечение.
Теперь настала очередь напрячься длинноволосому почитателю перерезанных сухожилий и содранной кожи. Его сестра уже вольготнее откинулась на скамье и с вызовом уставилась в темно-стальные глаза мужчины:
– Девушка, почти девчонка. Две тысячи сто двадцать второй год. Она – ГМЧ, причем, из нее выйдет отличный солдат. А вот дар практически в зачаточном состоянии. По-моему, идеальные условия для тебя. Ну?