Синтаксис любви

Афанасьев Александр Ю.

* * *

Труднее, чем актерство, даются “Дюма” ремесла танцора и музыканта. С танцами у него не ладится в силу некоторой заторможенности 1-й Физики. “Дюма” в балете может произвести впечатление выразительностью жеста, сексуальным колыханием разного рода аппетитных выпуклостей (Мата Хари, Айседора Дункан), но быстроты, легкости, слаженности от его пластики ждать не приходится. Поэтому, как ни добивался Калигула, еще один император-”Дюма”, славы танцора, он получил ее только вместе с троном и потерял с ним же.

Еще одна проблема “Дюма”, общая для танца и музыки, — это обычное для 1-й Физики отсутствие слуха. Однако беда эта поправима. Шаляпину так страстно хотелось петь, что он долгими

упражнениями победил природный недуг. Не только Шаляпин, но многие другие “Дюма”, даже в качестве композитора (Чайковский) подвизаются на оперной сцене и часто с огромным успехом. Вообще, для специально интересующихся, могу сказать, что вид певца с сочной фактурой, если не сказать дородного, с богатым, многоплановым и сложным эмоционально репертуаром не позволяет утверждать точно, но с большой долей вероятности позволяет предполагать, что на сцене “Дюма”.

В последнее время, с бешеным развитием видео-шоу индустрии требования к внешним данным исполнителя заметно ужесточились, и привлекательная наружность стала не менее важным условием музыкальной карьеры, чем абсолютный слух и красивый голос. Это обстоятельство оказалось как нельзя на руку “Дюма”, которому ни внешних данных, ни тяги к музыке не занимать. И сейчас данный психотип практически безраздельно господствует в музыкальном бизнесе (Элвис Пресли, Пол Маккартни, Фредди Меркьюри, Хосе Иглесиас, Мадонна и т. д.)

Успех ждет “Дюма” и на литературном поприще. Здесь на память приходят: Овидий, Байрон, Д’Аннунцио, Дюма-отец, Бальзак, Мопассан, Верлен, Есенин, А.Толстой.

К данному списку, вероятно, требуется небольшой комментарий, так как включение в него Бальзака и Дюма — писателей романтического, а не реалистического направления, может вызвать возражения. Предвидя таковые, просто напомню, что творчество 3-й Воли вообще носит несколько “попсовый”, конъюнктурный характер, а расцвет писательства Бальзака и Дюма пришелся на период безраздельного господства во французской литературе школы Гюго, школы романтизма. “Дюма” не настолько самоуверен, чтобы открыто грести против течения, поэтому оба писателя, благо гибкость 2-й Эмоции позволяла, послушно двинулись проторенным путем, исподтишка саботируя нормы и заповеди романтического письма: Дюма плохо замаскированным цинизмом своих произведений, Бальзак детальным, подробнейшим, вылезающим, как шило из мешка, бытописательством. Но время шло, и после войны 1870 года французские“ Дюма”,отряхнув с себя прах романтизма, смогли заговорить своим собственным языком — взошла звезда Мопассана и Верлена. Поэтому, если мы хотим знать, как и про что пишет “Дюма” сам по себе, без внешнего эстетического и концептуального давления, то лучше всего обратиться к творчеству Мопассана и Верлена.

Успехи “Дюма” на родном для него поприще никак не влияют на изломы его характера, и почитатели таланта “Дюма”, заочно влюбленные в его 2-ю Эмоцию, бывают крайне разочарованы при очном знакомстве со всем порядком функций этого психотипа. Вот коротенькая, но последовательная характеристика Алексея Толстого, данная Ахматовой:”Он был удивительно талантливый и интересный писатель, очаровательный негодяй, человек бурного темперамента. Его уже нет. Он был способен на все, на все; он был чудовищным антисемитом; он был отчаянным авантюристом, ненадежным другом. Он любил лишь власть и жизненную силу”.

* * *

Особого разговора заслуживает 1-я Физика “Дюма”, точнее, сочетание 1-й Физики с 3-й Волей. И сказанное далее о “Дюма” в равной мере может быть отнесено к “Аристиппу”, тождественному “Дюма” по этим позициям.

Никого не хочу пугать, но “Дюма” по натуре эксгибиционист. В своей сверхтелесности “Дюма” больше чем нудист. Нудизм предполагает здоровую индифферентность в вопросах наготы и внутренне ближе 2-й Физике. “Дюма” же самой своей избыточной 1-й Физикой

уже склонен к выпячиванию в себе плотского начала, а так как 3-я Воля “мещанина” никак его не поддерживает, но наоборот дает ощущение жизни на вулкане, то плоть становится для “Дюма” единственно надежным инструментом для взаимодействия с миром. Поэтому “Дюма” относится к своему телу трепетней, внимательней, любовней, чем кто-либо, холит его, украшает, и заголяет при всякой представившейся к тому возможности. Едва ли не 80 % моделей “Плейбоя” и “Пентхауса” рекрутируются из “Дюма”, причем не только деньги и карьера влекут их на страницы эротических изданий, но и сама возможность массовой демонстрации лучшей стороны своей натуры. Естественно, что и покупателями такого рода изданий в основном являются “Дюма”.

Не хочу никого пугать, но “Дюма” по натуре насильник. Насилие самая простая и естественная для него реакция на возникающие трудности. Мне уже приходилось упоминать безобидную, но выразительную историю из жизни обоих Дюма, когда, в ответ на плачь маленького сына, Дюма-отец просто взял его за шиворот и зашвырнул на кровать. Такая импульсивная реакция насилием на проблему вполне органична для сочетания 1-й Физики и 3-й Воли.

Еще больше не хочу никого пугать, но “Дюма” — садист. Сам маркиз де Сад, описавший этот феномен, был родом “Дюма”. Однако садизм садизму — рознь, и проявляться он может по-разному: от некоторой грубоватости любовных ласк до чудовищного изуверства. Тот садизм, что существует в согласии с уголовным кодексом, присущ “Дюма” обоего пола и обусловлен простой сенсорной бегемотностью 1-й Физики этого типа, через его толстую кожу тактильный сигнал проходит с трудом и ему требуется приложение больших усилий, чтобы почувствовать отзвук чужой плоти.

С преступным садизмом дело обстоит сложнее. В нем участвует весь порядок функций “Дюма” и подвержены ему почти исключительно мужчины данного типа. Причины такой исключительности в страшной раздвоенности психики “Дюма”-мужчины. Обычно “Дюма”-мужчина рослый, мускулистый, волосатый, живое воплощение мужественности, за которым посторонним мнятся все остальные мужские добродетели: надежность, храбрость, благородство и т. д. И только сам “Дюма” знает, насколько форма его противоречит содержанию и какое разочарование ждет всякого, понадеявшегося на его внешнюю “крутизну”.

Сергей Довлатов, сам “Дюма”. с горечью констатировал: “Я понял, что величие духа не обязательно сопутствует телесной мощи. Скорее — наоборот. Духовная сила часто бывает заключена в хрупкую, неуклюжую оболочку. А телесная доблесть нередко сопровождается внутренним бессилием…

Мне кажется, именно здоровые физически люди чаще бывают подвержены духовной слепоте. Именно в здоровом теле чаще царит нравственная апатия.

В охране я знал человека, который не испугался живого медведя. Зато любой начальственный окрик выводил его из равновесия.

Я сам был очень здоровым человеком. Мне ли не знать, что такое душевная слабость…”

Если к сказанному добавить, что при бутафорской плоти природа наделяет “Дюма”-мужчину сильной эмоциональностью, то женоподобная транссексуальная суть этого типа проявится во всей своей страшной наготе. Кокотка в гриме ковбоя — таков “Дюма”-мужчина, по сути не-мужчина…

Однажды Александр I, когда в обществе зашла речь об его сходстве с сестрой, вышел и через некоторое время вернулся в женском наряде, он был очень доволен, и наряд ему шел; французский посол говорил о царе: “Самые существенные свойства его — тщеславие и хитрость или притворство; если бы надеть на него женское платье, он мог бы представить тонкую женщину”. Бальзак в “Серафите” очень прозрачно намекал на свою женственность, а Байрон в письме признавался, что ему приятно, когда женщины обращаются с ним, “как с любимой и чуть-чуть своенравной сестрой”.