Синтез
Шрифт:
Новый год я встретил так, что потом две недели приходил в себя. Пришёл и вспомнил о девушке-гимназистке.
К чему это я? Ах, я же сплю.
Не знаю, как меня взяли менеджером по рекламе, вероятно на собеседовании я произвел впечатление способного на всё, специалиста. На собеседование я пришел пьяным, но никто этого не заметил. А когда я пьяный, в меру пьяный, я теряю все комплексы и элементы скромности и стеснительности. Плюс ко всему мой язык развязывается на столько, что Цицерон с Гитлером и Жириновским снимают передо мной шляпы.
Полтора
Только к лету я устроился в строительную компанию в отдел логистики и закупок. Судя по всему, меня взяли случайно. Но, как ни странно, как бы что и кто меня там не раздражал, как бы ни скучна и однообразна, за некоторыми исключениями, была работа, я прижился там.
Я снова начал читать и одновременно понял, что давно не видел никого из моих друзей. Неужели все устроили свою жизнь? Вполне, возможно, особенно если учесть, что каждый год праздновались по две-три свадьбы.
Мне двадцать пять. Где-то я слышал, что это самый боевой возраст. Возраст, когда можно всё.
Сплин, вот звезда, под которой я оказался в этом возрасте. Я, вообще, перестал с кем бы то либо видеться, за исключением тех случаев, когда меня куда-нибудь официально приглашали, на те же свадьбы.
Утром проснулся, поехал на работу, после работы поехал домой. В выходные отдыхал от однообразности и нагнетал на себя тоску от такого времяпрепровождения, такого вялого и бездарного течения жизни.
И, ведь, ничего не предпринимал для изменения своего существования. Неужели это моя судьба? Тупо, не правда ли? Загнать себя в свои рамки и самому обозначить их безвыходными. Тюрьма!
Я жаждал свободы, не пытаясь четко определить для себя, что это, я хотел бороться с несправедливостью в стране, но ничего для этого не делал, я хотел найти девушку-гимназистку, но только мечтал об этом. Обо всём я только мечтал.
Убедив себя в том, что дальше мечты это никогда не уйдет, я уверовал в бессмысленность собственного существования, я уверовал в бессмысленность собственной жизни.
Единственной целью моей тогда было купить автомобиль, что я и осуществил в начале лета 2001 г.
Купив машину, мне уже ничего не было нужно. Даже путешествия, о которых я мечтал всю жизнь, изжили себя в томительном ожидании под знаком моей непреходящей депрессии.
Я превратился в намертво заколоченный ящик, в котором было похоронено всё мое, весь я. Я ничего не хотел. Прекрасно осознавая, что я сам загнал себя в угол, причем не знал, почему и зачем, я продолжал ковырять свой мозг и терзать свою душу убеждением в собственной никчемности. Выход только один — порвать с существованием. Не изменить жизнь, а остановить её.
Насколько слаб я был! И насколько у меня хватило таланта убедить себя самого в этом.
Выхода не было. Выход был где-то за пределами моего сознания. Возможно, именно там — осознанная борьба за справедливость, там свобода, и там девушка-гимназистка с белым бантом.
И всё же я сплю.
— Браво! — улыбнулся Брат.
И ты мне тоже снишься. А тогда
Если какое-то время я не терзался самоуничижением, меня автоматически начинала обуревать жажда действия. И жажда того действия, осуществить которое я не мог в силу разных объективных причин. Я начинал с остервенением читать. Читать и думать, думать и читать. Когда же я думал о том, как мне всё же начать реализовывать свою неуёмную энергию, я попадал в тупик, что приводило меня в тихое бешенство. Но энергия продолжала переть изо всех щелей моей богатой натуры. А пути для неё я найти не мог. А энергия рвалась наружу. Что делать? Погасить её. Как? Выпить? Ведь, двадцать шесть лет — это уже… Это уже очень много. И уже грустно.
А что же случилось тогда, двадцать седьмого июля? Я пришёл домой. Вышел на балкон и… Ха! Подумал о девушке-гимназистке. Подумал о борьбе за справедливость и о свободе. То есть, я решил выпить.
Выйдя на улицу, я всё ещё думал о девушке, свободе и справедливости и, помню, мне это так понравилось, что я не хотел останавливаться и сел в автомобиль.
Мысли захватывали меня. Я двинул в сторону центра. Был достаточно поздний вечер, поэтому центр был относительно свободен. Все ринулись из Москвы — пятница. Помню, я подъехал к Кремлю со стороны Лубянки. Повернул на Тверскую, выехал на Ленинградский проспект. Точно, было уже поздно, но ещё светло. То есть, более-менее свободно, чтобы не стоять в пробке. Ленинградское шоссе, МКАД. Там я погнал, меня подгоняли мысли. Но мешали чужие автомобили. Пропустил Зеленоград и… ушёл вправо в сторону Рогачевского шоссе. Вышел на него и… куда вывернул? Дмитровка или Ленинградка? Да никуда! Я настолько ушёл в себя, что очнулся уже… да, именно так, в коридоре…
Сплю я, сплю. Где же ты, девушка-гимназистка? Где ты, Рита?.. Где я?..
Сон. Сон… Полет… Тишина… Смерть? Сон…
Вставайте, граф, вас ждут великие дела!
К чертям гоните происки Морфея!
Судьба знак подвига в холодный ум вплела
Так рвитесь к славе, славою пьянея.
Не пропустите жизнь, что так цинично коротка.
До дна её мгновенья выпивайте.
Прибудет силы вам от каждого глотка.
Дела вас ждут, вставайте, граф, вставайте!
— Что? — Максим открыл глаза.
— Ничего, — сказал Купер, — ты просил разбудить тебя через четыре часа, вот я и бужу. Я и сам чего-то заснул. Случайно. Укачал ты меня, пока рулил. Одиннадцатый час. Пора бы и позавтракать. В смысле, пора в бой, но сначала надо бы позавтракать.
— Итак, с чего начнем? — спросил Джон Максима, когда они сидели за столом в кафе напротив мотеля.
Максим, который никак не мог избавиться от ночных видений, медленно проговорил:
— Начнем мы с… как там его, Валдиса. Сара мне дала адрес. Это не в самом Ветреном.