Синтез
Шрифт:
— Ах ты, маленькая пьянчужка. — Симба встал и обнял Розу за плечи.
— И не совсем просто, — уже более серьезно сказала Роза, — сегодня ровно четыре месяца, как мы с тобой встретились в банке, помнишь?
Симба был тронут таким неожиданным разъяснением.
— Четыре месяца, — он смотрел Розе в глаза, — четыре месяца и более пятидесяти лет со дня знакомства.
— Да, — грустно промолвила Роза.
Выходя из квартиры, Симба спросил:
— Так, может быть, в ресторанчик сходим. Такое дело нужно отметить по-крупному.
— Нет, Симба, давай устроим всё не по-крупному, а по-домашнему. Тесным кругом. В…
— …тесной квартире, — продолжил Симба и снова рассмеялся.
— Ну, — улыбнулась
— Семейным кругом?
— Семейным кругом.
Выйдя из подъезда, Симба ощутил, как под его ногами захрустели ещё не убранные дворником опавшие листья. Осень постепенно заходила в город, не давая людям забыть о том, что жизнь не стоит на месте, а движется, оставляя за спиной стремящиеся вперед дни, месяцы, годы, надежды, разочарования, свершения, срывы, успехи, неудачи, победы, поражения, радости, беды, встречи, расставания, всё, чем наполнено пребывание человека в этом мире, всё, чем он дышит, без чего не возможен был бы его путь, его сущность и его будущее.
«Все, без чего невозможно было бы почувствовать старость, — думал Симба. — И никакой жизненный опыт, никакие успехи, звания и награды не способны погасить чувство заката и стереть с горизонта дверь, ведущую прочь из этого мира».
Симба направился к ближайшему супермаркету, располагавшемуся всего в каких-то пяти минутах ходьбы от дома. Но столь мгновенно сколь и глубоко прочувствованная им осень так заполнила его мысли, что он, размышляя о сущности мироздания и неизбежного угасания жизненного пути, прошёл мимо и побрел вверх по улице.
Ранняя осень! Что это за сладкий привкус природы? Что это за возбуждающее воспоминание и непосильная, в своей неизбежности, упоительная горечь прожитых лет, словно цунами, восстает за твоей спиной и заставляет обернуть твой, исполненный усталости взор, призывая вглядеться сквозь толщу устрашающей бирюзы и проникнуть в тайну океанского простора, являющего собой никем, кроме тебя самого, незамеченную жизнь? Слабость в коленях заставляет присесть на лавку и окинуть взгляд по сторонам. Что же там, тут и везде, вокруг, рядом, дальше и совсем далеко? Дети бегают, заливаясь звонким смехом! Взрослые ходят, улыбаясь! Побежать, заливаясь смехом, чтобы вскоре, очень скоро, гораздо быстрее, чем кажется, почувствовать слабость в коленях и сесть на лавку, чтобы посмотреть на себя когда-то бегающего и смеющегося. Ощутить удовлетворение? Возгордится былым? Или, глубоко вздохнув, пустить долго удерживаемую слезу, в которой скопились все не свершенные мечты, упущенные возможности, так и не запущенные в свой космос проекты, решения, идеи, да просто обычные, ничем не примечательные, казалось бы, шаги, но не сделанные по причине самой пошлой неуверенности, нерешительности, а то и просто-напросто, лени. Что означает слово «поздно»? Равно ли оно слову «никогда»?
Словно ведомый кем-то, Симба свернул с улицы в какой-то переулок, будто привлечённый чем-то, зашёл в маленькое кафе и сел в самом углу за свободный столик. В кафе было всего пять столиков, три из которых были заняты, видимо приезжими людьми, поскольку мало кто из местных жителей решит пойти завтракать в кафе в субботу. Так подумал Симба сразу же, как очнулся от собственных мыслей. После он подумал о том, как сюда попал и пришёл к тому, что такое с ним происходит впервые.
«Неужели это она — старость? Да, возраст, конечно, не юный, более чем, скоро семьдесят. Боже мой, семьдесят, мне скоро семьдесят, а я расклеился, как двадцати или даже тридцатилетний мальчишка, решивший, что жизнь прошла мимо. Чёрта с два! Пусть мне скоро семьдесят. Я не сдамся. Я не сдамся жизни. У меня пенсия, у меня сбережения, у меня есть наконец-то жена. Смешно! Мне скоро семьдесят, а я говорю: «наконец-то жена». Вот вам и доказательство того, что ничего
Тут Симба ощутил укол в сердце.
«Да, это она, подлая ложь, не дает мне быть спокойным и безмятежным. А чего я хотел? Я работаю в полиции, я всю жизнь веду войну с грязью и ложью. Но эта ложь не дает мне уйти достойно. Что может быть больнее осознания того, что ты не живешь, не жил, не будешь жить, а тем более, не сможешь умереть достойно? Я же не один так думаю. Не может быть, чтобы только мое сердце прожигала боль, порожденная ложью и невозможностью уйти достойно. Не плюнуть в лицо всем, кто окружил меня ложью и уйти, громко хлопнув дверью, думая, что тем самым ты кому-то, особенно тому, кому глубоко чихать на все твои двери, что-то доказал или показал, или попытался что-то выразить. Нет, красоваться характером это мальчишество. А именно уйти достойно. Достойно для самого себя, не для кого-то, а именно для себя. Ведь только самого себя я не смогу обмануть, убедить в том, что всё не так, как могут думать другие. Ян хороший товарищ и друг, каким бы мальчишкой он для меня, да и вообще, не был. Возможно, он не догадывается о том, что мне не просто важно уйти на заслуженный отдых, именно, заслуженный, с чувством исполненного, за долгие годы, долга. Мне важно уйти достойно именно сейчас без этой боли в сердце. Иначе остаток жизни я проведу… проведу в беспокойстве и жалости к самому себе. И не смогу сделать счастливым этот остаток жизни для Розы. А я должен, я обязан! Я должен».
— Вам что-нибудь принести? — Симба услышал над собой немолодой женский голос.
— Нет, спасибо. Хотя, принесите чашку чая, или нет, кофе с молоком. Или. Да, кофе с молоком, — путаясь в словах, проговорил Симба.
— У вас всё хорошо? — поинтересовалась официантка.
— Да, всё в порядке, спасибо, а почему вы спрашиваете? Я плохо выгляжу?
— Нет, что вы. Для ваших-то лет. Вам сколько, пятьдесят? — официантка улыбнулась.
— Да что вы, и пятидесяти ещё нет! — Симба повеселел.
— Тогда я бы с вами ещё могла зажечь, как вы думаете? — не унималась женщина.
— Думаю, вы правы, ещё как!
— Договорились. Кофе с молоком, больше ничего?
— Нет, спасибо, у вас есть телефон?
— Да, вон там, за стойкой.
Официантка, на вид которой было лет сорок пять, она же кассир, она же, видимо, хозяйка кафе, и тонкий знаток мужских душ, отправилась готовить кофе.
Симба позвонил домой и предупредил Розу о том, что задержится, поскольку встретил коллегу, с которым ему необходимо обсудить важные детали предстоящего на следующей неделе, дела. Роза выразила сочувствие и пожелала скорее получить пенсионное удостоверение.
Симба вернулся за столик и стал разглядывать меню.
— Я делаю замечательный бифштекс. Не желаете? Кстати, меня зовут Фло. — Хозяйка поставила перед Симбой чашку кофе.
— Спасибо. Хотя, почему нет. Давайте ваш замечательный бифштекс. Скажу жене, что, — Симба запнулся, думая, как бы сострить.
— Что встретили Фло из «Почты», — помогла Фло.
— Из «Почты»? Точно, так и скажу. А она спросит меня: «Кто такая Фло?»
— А вы ответите: «Роскошная двадцатилетняя блондинка. Хозяйка кафе «Почта»! Королева Почтового переулка и первая невеста района!
— Первая невеста? Вы в поисках жениха?
— Я бы сказала, в поисках настоящего мужчины. Женихами Бог меня наградил, трижды за мужем, все трое последние свиньи. Крутилась бы я тут как белка, будь у меня за спиной надежная спина? Да где взять её? Уж не верю, что в мире остались мужики настоящие. Вот вы производите впечатление такого, но, увы, мимо кассы. Ладно, что уж там. Но, имейте в виду: если, что, я свободна.
— Буду иметь в виду, — подтвердил Симба, — если что, то я сразу тут, жду королеву Почтового переулка… как?