Сириус Б

Лапин Андрей

– На экспорт сойдет, - сказал Эмилий, немного подумав.
– А вот для нашего переборчивого потребителя не годится. Я бы поменял название линейки на "Вздрогнем", а для водок предложил бы такие - "Опа-на!", "Перекредитуйся!", "Бывший Средний", "Охохо", а рекламный слоган такой: "Под Чебаркулем было суше".

– А раскрутка?

– Да узнать адреса разных знаменитостей - Брэда Пита там, Бийонсы там, леди Гаги, Клуни, да и отправить им по ящику, а по телевизору сказать - мол, видите, умные западные ребята уже готовятся, запасаются, а вы здесь у нас клювами щелкаете.

– Ну, шероховато, конечно, - задумчиво сказал Невзлобин.
– Да ведь быстро,

с лету, можно сказать. На "Охохо" наклейки так прямо уже сейчас можно печатать. Слушай, Эмик, а иди-ка ко мне в рекламный департамент, а? Такие люди мне сейчас позарез нужны.

– Да у меня и свой бизнес с хорошими видами на кризис имеется, - сказал Эмилий с гордостью.
– Все уже налажено и бросить я его не могу. Рабочие места сохранить нужно, опять же.

– А вот это ты правильно заметил - насчет рабочих мест. Так ведь и не надо никого бросать!
– оживился Невзлобин.
– Ты, если мыслишки свежие появятся, оформляй их в виде отчетов, как раньше, да и подавай мне для ознакомления. Куда подавать-то знаешь?

– Знаю, - хмуро ответил Эмилий.
– Прямо через дорогу.

– Ну, вот и славно, - сказал Невзлобин, вставая с кровати.
– Я, пожалуй, пойду. Ты уж извини, за кавардак, но в этих масках, сам понимаешь...

– Ничего, - сказал Подкрышен.
– Чего в жизни не бывает.

– Ой, а твоя нимфа, похоже, сбежала, - сказал Невзлобин, проходя мимо раскрытой двери в ванную.
– Мы ее своими диспутами, наверное, напугали. Передавай ей мои глубочайшие и искренние, и прочее, и прочее. А ремонт помещения, конечно, заведение берет на себя.

Когда волосатая спина Невзлобина скрылась в темном проеме дверей, Эмилий вбежал в ванную комнату. Адельки не было, остался только легкий запах духов и надпись губной помадой на зеркале: "Охохо, значит? Это уже слишком. Больше никогда мне не звони!".

– Проклятье!
– воскликнул Подкрышен, глядя на свое отражение в зеркале. Заяц с большими синими пятнами по всему телу и оторванным левым ухом посмотрел на Эмилия печальными красными глазами и тяжело опустился на край ванны.

Глава XIII

Митрохино чудо

Дед Митроха возвращался домой в расстроенных чувствах, ведь празднование католического Рождества закончилось довольно неожиданным образом. Литейщики быстро отлили пять ангелов, а затем Силантий сразу же предложил отлить еще пять. Сивушки, конечно, пришли в негодование и тут же покинули литейную, а Митрохе было неловко бросать Силантия одного, но он должен был тоже уйти - ведь нужно было задать корму своим курочкам.

Дед уже шесть лет жил один и кроме этих

курочек, петушка Топталыча и собаки Дружка у него никого не было. Эти простодушные живые существа зависели от Митрохи во всех смыслах этого слова, и бросить их он не имел права.

Всех своих курочек дед отлично различал по внешнему виду, характерам и помнил по именам - Чернушка, Кудлатка, Серенька, Хохлатка, Хохлушка, Несучка, Агрегат, Кумушка, Огонек, Крикуша, Кликуша, Подколодная, Серая Вдова, Аэлита и еще ровно двадцать четыре наименования.

И с курочками, и с петушком, и со своим Дружком дед часто разговаривал как с полноценными собеседниками и потому совсем не чувствовал себя одиноким человеком. А его забота о курятнике была такова, что он специально читал различные книги по передовому куроводству и брал из них для своих питомцев только все самое лучшее и прогрессивное.

Эту заботу можно было увидеть даже при беглом внешнем осмотре курятника. Для ночевки дед построил своим курам специальное утепленное помещение, которое стояло в углу просторного, затянутого толстой стальной проволокой, вольера. Дед заботливо, как некий добрый таджик олигархическую виллу, утеплил его специальными импортными материалами, и любые морозы были его питомцам теперь не страшны (ну разве что только особо лютые, американского типа, да и то).

Под кормушку дед приспособил большую тракторную покрышку. Он наделал в ее боках круглых отверстий и подвесил в центре вольера на толстой цепи. Чтобы получить свое зернышко, курица должна была подпрыгнуть, просунуть голову в отверстие и поймать его клювом. Это помогало курочкам Митрохи поддерживать хорошую физическую форму, всегда быть энергичными и постоянно интересоваться окружающим миром на предмет получения дополнительного пайка. Поэтому-то куры деда Митрохи никогда не болели куриным гриппом и хорошо неслись, а физическую нагрузку можно было регулировать путем поднятия или опускания кормушки.

– Вот так, - говорил дед, наблюдая, как его спортивные и подтянутые куры прыгают вокруг кормушки.
– Теперь у них все как у людей.

Если же деду приходилось зарубить какую-нибудь курочку из-за старости или по болезни, или ради какого-нибудь церковного или светского праздника, он сильно переживал, иногда даже до слез.

– Ну, что же Хохлатка, - говорил он, подтягивая к себе миску с горячей лапшой и смахивая скупую мужскую слезу.
– Такая вот она - наша жизнь. Здесь уж ничего не поделаешь. Извини.

Вторым важнейшим живым существом в жизни Митрохи была собака Дружок. Вообще-то, это была никакая не собака, а самый настоящий волк. Дед купил его совсем еще крохотным щенком на птичьем рынке у какого-то очкарика. Это случилось в те времена, когда на птичьих рынках продавалось буквально все - от нильских крокодилов до бывших советских гранат и автоматов. Он пытался воспитать волчонка собакой, но из этого ничего не получилось.

Гавкать, ластиться и махать хвостом Дружок так и не научился, зато Митроха мог всегда положиться на него как на самого себя, а еще с ним можно было поговорить, причем - на любую тему. Дед был абсолютно уверен в том, что Дружок понимает все, но только не может отвечать ему на человеческом языке по причине волчьего устройства голосовых связок, но зато он умел очень выразительно играть глазами, и изъясняться языком различных сложных телодвижений.