Сирийский рубеж 3
Шрифт:
— Что за звук? — проговорил бортовой техник.
Нельзя было даже думать о плохом в такие моменты.
Этот характерный вой ни с чем не спутать. Шуршание летящих реактивных снарядов или просто «эрэсов» бьёт по нервам ещё на подлёте.
— Ложись! — крикнул я, оттолкнув в сторону Кешу и прыгнув в небольшую колею, оставшуюся от колёс.
Первый взрыв произошёл в двухстах метрах. Ещё один чуть дальше. Дым ещё не рассеялся, а из приёмного отделения доносились крики.
Друзья!
Глава 2
Пыль и дым постепенно рассеивалась. Запах гари ещё продолжал бить в нос. Шуршание «эрэсов» не было слышно. Зато становились всё громче и громче крики раненных.
— Быстро туда! — громко сказал я.
Поднявшись на ноги, я выскочил из своего временного укрытия и рванул в направлении палаток приёмного отделения.
— Саныч, помогу, — кричал сзади Кеша, но я бежал не оглядываясь.
Мысли были только о том, чтобы быстрее найти Антонину. Каждая минута может стать решающей в этой битве со смертью. О том, что она уже проиграна я и не думал.
— Быстрее… мужики! Несите их… туда! — вышел мне навстречу доктор, крича изо всех сил.
Похоже, его контузило. Голова у него была разбита, а из правого уха шла кровь. Белый халат стал грязно-алым.
— Куда?! Куда тащить?! — перекрикивал его Тобольский, прибежавший следом.
— В Дамаск тащите. Щас много раненных будет, — продолжал надрываться врач и, от бессилия сел на землю.
Осмотревшись, я увидел несколько тел убитых. Все застыли в неестественных позах. Кто-то с открытыми глазами, а кто-то и с улыбкой на окровавленном лице.
— Помогите! — кричала девушка, которая стояла на коленях и держалась за голову, мучаясь от временной контузии.
— Я ей помогу. Ищи Тосю, — обогнал меня Кеша, подбегая к девушке.
Протискиваясь через завалы из кроватей и медицинских стоек я искал Белецкую, но её нигде не было видно. Разбирая завалы, я не чувствовал усталости. Жар от взрыва уже ослабел.
— Вот он! — воскликнул я, обнаружив лежащего на полу Мишу Хавкина.
Он даже был в сознании и вроде бы совсем не пострадал. Родился в рубашке. Я помог его поднять, и Хавкина унесли в сторону.
Надо было продолжать искать Антонину. В стороны откидывал и кровати, и тумбочки, и разбитый шкаф…
— Нашёл… — тихо сказал я, откидывая один из деревянных шкафов.
Этот огромный деревянный ящик и придавил Антонину. Она лежала в груде разбитых ампул и железных медицинских посудин. Без движения и без сознания.
— Ну же. Умирать нельзя, — проговаривал я, поднимая её на руки.
Кровь текла толстой струйкой по её щеке, с правой стороны одежда была порвана, а рана на ноге кровоточила ещё сильнее. Глаза закрыты, волосы перепачканы в пыли и крови, а дыхание было очень слабым.
— Сейчас-сейчас, — приговаривал я, пронося Белецкую
Наш Ми-8 был повреждён осколками, так что сейчас на нём лететь опасно. Другой вертолёт улетел утром и ждать его тоже было нельзя. Осталось только обратиться к сирийцам.
В то что я сейчас увезу её отсюда в госпиталь, у меня сомнений не было. И мне было плевать, какие у садыков задачи.
— Саныч, давай в тот вертолёт, — показал Сопин на Ми-8 с сирийским флагом на хвостовой балке.
Сам Игорь Геннадьевич тоже был ранен. На ходу он перевязывал себе руку и хромал в сторону вертолётов.
— Знали, твари, куда бить. Снова сдал кто-то, — рычал Сопин, подойдя к телу того самого араба, которого схватил спецназ.
Он был жив и при взрыве не пострадал. А вот представители сирийского мухабарата были мертвы.
Пока один из врачей показывал кого и куда нести, я уже был рядом с сирийским вертолётом.
Из грузовой кабины вылез сириец и несколько секунд смотрел на меня. Ощущение, что он только что проснулся и не понял, что произошло.
— Помогу, аль-каид, — сказал он и вместе со мной занёс Антонину в вертолёт.
Следом ещё принесли несколько раненных человек. Сирийские командиры раздавали указания и о чём-то быстро общались с Сопиным.
Пока сирийский экипаж запускал вертолёт, Игорь Геннадьевич подбежал к открытой сдвижной двери.
— Сан Саныч, вам в Дамаск надо лететь. Передадим информацию, чтобы вас приняли в военном госпитале. Ты — старший, — сказал он.
— Понял.
— Удачи! — произнёс Сопин и крепко пожал мне руку.
— Спасибо!
Только Сопин отошёл, в грузовую кабину на полном ходу запрыгнула медсестра, а за ней и Кеша.
— Саныч, и куда ж ты без меня. Сам-то не ранен? — подсел ко мне Кеша и стал ощупывать меня.
— Да хватит меня жмакать!
— Всё-всё! Вижу, что здоров, — сказал Иннокентий и откинулся к стенке.
Вертолёт запустился, бортовой техник закрыл сдвижную дверь. Ми-8 начал взлетать. Как только мы оторвались от земли, я осмотрел грузовую кабину.
Помимо Тоси, пострадавшие бойцы были в основном без сознания, либо в тяжёлом состоянии. Пол грузовой кабины покрывался каплями крови и испачканными бинтами, которые меняли пациентам две медсестры.
Антонину тоже обрабатывали, но выглядела она всё также бледно. Я старался не сильно сжимать её руку, но и не отпускать. Кончиками пальцев прощупывал её пульс. Каждый удар отдавался вибрацией по телу сильнее, чем тряска вертолёта.
— Что с остальными? — спросил я, когда мы заняли нужную высоту и перешли в горизонтальный полёт.
— Там ничего страшного. Есть погибшие. А остальных можно и на месте подлечить, — перекрикивал Петров шум в грузовой кабине.
Физически я уже и не замечал усталости, а о своих царапинах и вовсе позабыл. Будто и не было у нас утром боевого вылета с жёсткой посадкой и перестрелкой.