Система современного римского права. Том IV
Шрифт:
Здесь было показано, какие колебания появились уже в высказываниях древних юристов вследствие особых исторических причин и как они распространились в новой юридической литературе, а в ней даже увеличились вследствие некоторых недоразумений. При этом весьма поучительно увидеть, какое влияние, в свою очередь, эта литература общего права оказала на новое законодательство, хотя здесь можно было свободно принимать те положения, которые отвечали внутренней необходимости.
Прусское земское право включило это учение в раздел о владении и трактует его следующим образом [144] .
Там в таких же абсолютных выражениях, как это выше было показано в некоторых фрагментах Ульпиана о hereditatis petitio, правовому спору приписывается эффект, согласно которому ответчик ставится в положение недобросовестного владельца, а возникновение этого состояния предполагается с момента инсинуации иска, если только нельзя доказать недобросовестное сознание ранее.
144
A. L. R., Th. 1, Tit. 7. Весьма примечательные
§ 222: «Если невозможно установить более ранний момент времени недобросовестности владения, то им считается день, в который владельцу судом вручается иск».
Это высказывание дословно совпадает с учением многих новых романистов. Однако при разработке Прусского закона к этому предписанию пришли лишь постепенно. В одном из ранних проектов началом недобросовестности считали момент оглашения судебного решения. Против этого положения возражал Тевенар, утверждая, что любой неправомерный владелец может и должен признать свою неправоту по инсинуированному иску, а если он не захочет это признать, то такая «плесень» не заслуживает никакой пощады [145] . Суарец замечает на это: «Я полностью согласен с этим», но сразу ослабляет данное положение дополнением: «Впрочем, ведь иное, в зависимости от обстоятельств, определение момента возникновения недобросовестности остается на усмотрении судьи».
145
Simon, a.a.O., S. 171. Это совершенно произвольное утверждение опровергается самым обычным опытом, согласно которому многие ответчики, которых в конце осуждают, тем не менее ведут процесс в твердой убежденности в своем праве. Кто захочет усомниться в этом, должен учесть то обстоятельство, что часто в судейских коллегиях встречаются разные мнения относительно оправдания или осуждения. Ответчику, пожалуй, также следует разрешить верить в то, во что добросовестно верит меньшинство.
Итак, в духе этого последнего высказывания предписание в изданном проекте Уложения было сформулировано так [146] :
«Если не установлен более ранний или более поздний момент недобросовестности владения, то им считается день… вручения иска».
Тем самым инсинуации придали силу довольно безобидной и недействующей презумпции, и все отдали на усмотрение судьи. Однако и это снова вызывало большие сомнения: Гослер вместе с другими увещевателями утверждал, что убеждение представляет собой Internum, с чем не может согласиться законодатель, поэтому закон должен неизменно определить начало недобросовестности, а от альтернативы («или более поздний») следует отказаться [147] . Так и случилось в Прусском земском праве, как это показывает напечатанный выше фрагмент, в котором ранее предложенная презумпция отныне обрела характер абсолютного предписания, фикции mala fides, полностью совпадая с только что изложенными мотивами этого изменения. Но то, как мало это способствовало уверенному разрешению вопроса и ясным, твердым понятиям, показывает следующее высказывание Суареца [148] . Он различает три возможных состояния сознания владельца: 1) недобросовестный владелец (сюда относится любой, кому инсинуирован иск; кроме того, любой, кто считает свое владение правомерным по виновной фактической ошибке; наконец, любой, кто при получении владения сомневается в правомерности); 2) владелец, который знает, что его владение неправомерно (т. е. истинный malae fidei possessor); 3) владелец-мошенник, т. е. получивший владение dolose. Но ко всем ним добавляется еще (как полностью отдельный класс) владелец, который получает владение наказуемым действием [149] .
146
Entwurf eines Gesetzbuchs f"ur die Pr. Staaten, Th. 2 (1787), Tit. 4, § 153.
147
Simon, S. 321, 322.
148
Simon, S. 330, No. 2 (ср. там же, с. 633). Собранные в этом высказывании Суареца тонкие различия вошли также в Прусское земское право (не в его пользу): Th. 1, Tit. 7, § 11–17, 222, 229, 239–242.
149
Simon, S. 332, No. 12.
Все эти положения в главном (только с более тонкими различиями) следуют за пониманием новых романистов, которые также обосновывают фикцию mala fides началом правового спора [150] . Как и у них, в Прусском земском праве целью упомянутой фикции является только дать правовое обоснование обязанности ответчика выдать доходы (omnis causa), полученные в ходе процесса [151] . Подобие понимания выражается также в том, что Прусское право (как и указанные новые романисты) допускает возникновение просрочки, а также фикции недобросовестности в начале правового спора и связывает с просрочкой те же результаты, которые вытекают из недобросовестного владения [152] .
150
Если все же останутся сомнения, что Суарец не предполагал вводить нечто новое своей фиктивной mala fides,
151
A. L. R., § 223–228 в связи с § 222.
152
A. G. O., Th. 1, Tit. 7, § 48(d); A. L. R., Th. 1, Tit. 16, § 18. Несомненно, здесь по эффектам просрочку должны были приравнять к недобросовестному владению из § 222 (I, 7), т. е. к самому легкому виду недобросовестного владения вообще (согласно пониманию Суареца (см. выше, сн. 1)).
Но самое решительное отличие всего этого понимания от настоящего римского права заключается в том, что римское право делает правовой спор как таковой, который как бы персонифицируется в литисконтестации, причиной возникновения своеобразного обязательства независимо от недобросовестного владения и просрочки, которые могут существовать наряду с ним или нет. Это своеобразное обязательство римского права игнорируется в Прусском земском праве. Практический результат – обязанность выдачи omnis causa – и здесь, и там одинаков, и в этом отношении данное различие обладает скорее теоретическим, чем практическим, характером. Но именно отсюда четко явствует, что указанное различие в Прусском земском праве сделано неосознанно, не с намерением практического улучшения. Из названных выше материалов явствует также, что в целом хотели последовать за господствовавшим в то время учением общего права и в крайнем случае определить его немного точнее.
§ 265. Действие литисконтестации.
II. Объем присуждения. а) Расширения
Действие литисконтестации на объем присуждения выражается прежде всего в Расширениях, которые могут добавиться к изначальному предмету правового спора после литисконтестации и стоимость которых должна быть предоставлена истцу в случае присуждения (§ 264). Поэтому сначала необходимо дать обзор различных видов подобных расширений, а затем определить подход к ним в отдельных классах исков.
Расширения можно свести к двум основным видам, которые я называю «Плоды» («закономерное приобретение») и «случайное приобретение».
Изначальное понятие «Плод» связано с законами органической природы. То, что согласно этим законам порождается вещью, называется плодом этой вещи.
Это само по себе естественное понятие приобретает юридическое значение благодаря следующим свойствам подобных продуктов. Они предрасположены к периодическим повторениям, на которые можно рассчитывать с большей или меньшей уверенностью. Поэтому указанная способность порождать плоды является главным образом (часто только она) тем, благодаря чему плодоносящая вещь приобретает ценность в обороте, ради которой мы ее обычно приобретаем и обладаем ею. Самыми важными случаями применения этого понятия являются: растения любого вида, а также отдельные элементы растений, такие как плоды земли; равным образом у животных: детеныши (как плоды матери), шерсть, молоко.
Но среди тех приобретений, которые основываются исключительно на юридических сделках, т. е. не имеют ничего общего с законами органической природы, встречаются некоторые случаи, в которых также воспринимаются только что упомянутые юридические свойства плодов: зависимость приобретения от уже существующей другой части имущества, периодическое воспроизводство, вероятность, с которой можно на него рассчитывать, а также стоимость, которую благодаря ему приобретает лежащая в основе часть имущества. Из-за этих аналогичных свойств подобные приобретения считаются схожими с приобретением плодов или трактуются аналогично плодам [153] . Самыми важными случаями являются: арендная плата и плата за наем земельных участков и движимого имущества, проценты с капитала [154] , а также у римлян любое приобретение, вытекавшее из работы рабов, поскольку работа считалась обычным и естественным использованием рабов.
153
L. 34 de usuris (22. 1): «vicem fructuum obtinent»; L. 36 eod.: «pro fructibus accipiuntur»; L. 121 de V. S. (50. 16): «Usura pecuniae, quam percipimus, in fructu non est: quia non ex ipso corpore, sed ex alia causa est, id est, nova obligatione». Выражение «in fructu non est», согласно этой подборке, равнозначно «pro fructibus» и «vicem obtinent» из предшествующих фрагментов; добавленное основание не оставляет никаких сомнений в правильности этого объяснения.
154
L. 34 de usuris (22. 1): «Usurae vicem fructuum obtinent: et merito non debent a fructibus separari». Таким образом, якобы противоречивыми словами «usura in fructu non est» из L. 121 de V. S. (сн. 1) хотят сказать, что проценты приобретаются не вследствие органического производства, а посредством юридической сделки. Другими словами, Папиниан говорит то же самое в L. 62 pr. de rei vind. (6. 1): «vectura, sicut usura, non natura pervenit, sed jure percipitur», т. е. в этом фрагменте признается подобие доходов от платы за наем и от процентов с капитала.
Новые авторы называют указанные здесь два класса плодов «fructus naturales» и «civiles».
В случае настоящих (органических) плодов собственность приобретается для собственника плодоносящей вещи непосредственно благодаря органическому производству, даже без его знания и участия. Сначала они являются только составными частями плодоносящей вещи и становятся самостоятельными частями имущества только благодаря отделению от нее [155] . Приобретенная таким образом собственность прекращается вследствие потребления или отчуждения (fructus consumti), после чего в имуществе может остаться не более чем ее денежная стоимость.
155
L. 15 pr. de pign. (20. 1); L. 83 pro soc. (17. 2).