Системный администратор
Шрифт:
Соколов-младший отпихнул больную бабу ударом в грудь, потом успел вскочить и даже врезать парой приёмов, которые когда-то загрузил с айкидо, но тут на подмогу подоспели Васин с Марципаном. А Островская вообще была прокачана до машины для убийства.
Что именно она сделала с его ногой где-то под левым коленом, Пашка даже понять не успел, но всё тело пробила острая боль, волной переходящая в онемение, мышцы перестали слушаться как-то все разом, и он рухнул спиной на стол. В глазах
Когда Пашка очухался до того, чтобы хотя бы немножко воспринимать окружающее, его левая лодыжка и левое запястье оказались прикручены к радиатору пластиковыми пломбами, какими батя затягивал мешки с картохой, если увозил от бабки с огорода. Выдвижные ящики и дверцы шкафов на кухне были распахнуты, по столешнице, полу и Толику разлетелась гречка из впопыхах кем-то опрокинутого открытого пакета. Правая рука Пашки навытяжку была так же закреплена на ножке стола. И затянут ремешок был чересчур, так, что кисть уже посинела.
— Вы совсем?.. — прохрипел младший Соколов, рванув стол за ножку.
На пол полетели чашки, одна в дребезге разбилась о паркет, стол упёрся в мягкий уголок и ногу спящего Толика.
Островская, Марципан и Васин стояли у раковины с Пашкиным телефоном, чуть взмыленные и расхристанные. У Островской было красное пятно на скуле, а у Васина кровоточила нижняя губа, и он утирал её куском бумажного полотенца из валяющегося рядом рулона.
В башке у Пашки ещё звенело, но в глазах почти перестало рябить. Происходил какой-то сюр. Всё тело болело.
— Я сейчас подойду и разблокирую твоим отпечатком телефон, — объявила Островская. — Начнёшь дёргаться, опять вырублю, да так, что ходить вообще не сможешь, пока не подлатаешься приложением. Лучше не стоит. Или сразу вырубить? — ядовито уточнила она.
— Не надо, — прошептал Пашка и облизнул губы, чуть ближе притягивая стол немеющей рукой. — Не надо лазить в моей игрухе. Я не убивал историка. — Говорить такие слова вслух было по-настоящему страшно, прямо сводило язык. — Клянусь.
— Вот мы и проверим, — грозно заявил Слава.
— Не надо лезть в воспоминания, — сглотнул Пашка. — Серьёзно.
— Давай мы его лучше придержим, — решил Васин, ногами в кроссах вскакивая с дальнего от Пашки края на уголок и подходя со спины. Сильной хваткой он взял младшего Соколова за плечи и придавил к основанию диванчика.
Пашка на минуту стиснул кулак, обхватив большой палец остальными, но потом сдался. Всё равно выдра эта с акупунктурными точками сраными может его в овощ превратить за секунду.
Как говорят, поздняк метаться.
Слава перешагнул через Толика и придержал скованную синеющую руку за запястье, Островская разблочила экран, и все трое отступили.
— Чё за фигня?!
Слава и Васин вытянули шеи по бокам от Островской.
— В смысле «нет прав доступа»? — вытаращила глаза она и стукнула Васина левой рукой чуть выше колена. — Дай свой тел, быстро.
Она взяла послушно протянутый смартфон Васина и вошла в его «Дополненную реальность», видимо, без всяких проблем. Опять уставилась на экран Пашкиного телефона.
— Это что за чудеса? — прищурился Марципан, переводя взгляд на бывшего одноклассника. — Ты как это настроил?!
Пережатая рука начала мучительно болеть, она словно бы пульсировала. Слава, опять переступив через Толика, подошёл вплотную и присел на корточки.
— Соколов, кончай этот театр, — внушительно и как-то по-взрослому сказал он. — Мы всё равно посмотрим воспоминание. И поймём, что ты вытворил. А потом ты расскажешь, на фига. И будем думать, чё терь делать, коллективным разумом. Ща сам войдёшь и найдёшь нужный файл, и без фокусов, ясно?
— Не буду, — просипел Пашка и стиснул зубы.
А Слава взял и врезал ему в челюсть со всей дури, чуть зубы не выбил.
— Давай понятнее объясню, — присовокупил он. — Если окажется, что ты игрухой народ на кладбище прописываешь, то мы тебе, Павел Андреевич, руки для профилактики отрубим, чтобы ты точно больше в эту игру не играл. Я всё понятно доношу? Ты вообще охерел напрочь!
— Я никого не убивал, бля!
Слава протянул за спину раскрытую ладонь, и Островская вложила в неё телефон Пашки.
— Значит, сейчас ты загрузишь нам сам свои воспоминания за вчера с самого рассвета. Мы их посмотрим. И очень сильно перед тобой извинимся.
— Не могу.
— Не так надо, — объявила Островская и вышла из кухни. Послышалась возня и хлопанье дверей и дверец где-то в комнатах.
Что же, бля, делать?! Им нельзя показывать демонов! Нельзя показывать, что он стал сисадмином! Нельзя, ни в коем случае!
Слава сверлил Пашку пронзительным взглядом: ну в натуре — сын ментяры. Подрастающее, мать его, поколение!
Стук каблуков Островской вернулся на кухню.
На угол стола над Пашкиной башкой она поставила утюг.
— Ты чё?! — охнул Васин. — Кино про лихие девяностые насмотрелась?! Не гони!
— Да уже и так всё понятно, — ледяным тоном отрезала Островская. — Он псих конченый. Маньяк. С ним по-всякому можно. — И она огляделась в поисках розетки.
— А ты — не маньячка?! — панически заорал Пашка, опасно дёрнув стол и чуть не получив по башке утюгом. — У неё посмотрите, как она Пионову заставила руку в кипятке варить!