Системный сбой
Шрифт:
Женя уставилась на Целтина красными глазами – как какая-нибудь мифическая горгона. Даже не по себе сделалось на секунду, но Целтин всё же досказал:
– «Однако велика вероятность, что однажды это уже случилось».
– Что есть жизнь... – прошептала Женя, заворожённо глядя мимо Целтина. – Всего лишь пыль.
– Да. Но мы должны продолжить начатое. Толчея на месте ни к чему не приведёт. Соня была ниспослана небесами – это неоспоримый факт. Нам необходимо выяснить причину. Повторюсь, только так мы избавим Соню от страданий.
– Может ли Земля быть адом? – Женя вздохнула. – Для Сони, наверное, да.
– Что?
– Нет, ничего. Мне кажется, я знаю, как вернуть Соню.
– Хм... И как же?
Женя собралась с мыслями.
– Соню испугала вероятность моей смерти, ведь так?
Целтин кивнул.
– По сути, неизвестность, – быстро продолжила Женя. – Именно неизвестности превыше всего страшится человек, а это приводит ещё один довод «за» в пользу того, что Соня – человек.
– И что ты хочешь предложить?
– Я расскажу Соне, что после смерти не происходит ничего плохого.
– То есть, ты обманешь её?
– А что, если на протяжении всей жизни человек обманывает себя сам?! Нам только поэтому и дано забвение, чтобы ползали в улье, верша никчёмную суету. Инстинкт самосохранения делает своё дело: не позволяет свернуть с тропы под названием «жизнь», не важно, продуктивно
– Вряд ли Соня поймёт, – прервал Целтин. – Давай лучше я попробую.
– Вы? – Глаза Жени снова округлились, но она вовремя спохватилась и поспешила отвернуться.
– Да. А что в этом такого? – Целтин улыбнулся. – Ну-ка, пусти меня...
Женя подвинулась. С интересом понаблюдала, как Целтин пододвинул к столу второй стул. Сел, явно не зная, что делать, как завязать разговор с обиженной Соней.
– Как же там начиналось... – Целтин помассировал виски, по-ученически размял пальцы, дотронулся до клавиатуры.
«Давным-давно, когда ничего ещё не было, из пустоты родилось Светило. Как это случилось никто не знал, но появилась легенда, согласно которой где-то в неведомом измерении разразилась кровопролитная война. Она длилась тысячелетия, а может быть миллиарды лет, однако ни одна из противоборствующих сторон не могла сломить сопротивление противника, так как их силы были равны... Чуточку отвлечёмся, чтобы рассказать о структуре тамошнего мира. Он был так разумно устроен, что всего в нём было вровень: воды – ровно столько, чтобы затушить самый свирепый пожар, места – в аккурат, дабы могли разместиться, не мешая друг другу, сопредельные государства, звёзд – по числу жителей, чтобы никто не чувствовал себя обделённым и не грустил. Изначально в том мире царила идиллия, подкреплённая законами, которые никто не смел оспорить, так как их установили древние, от которых остались лишь кости и огромные треугольные постройки, направленные вершинами в зенит, на которых те, якобы, спустились со звёзд, чтобы даровать каждому всего поровну. Знания древних никогда не ставились под сомнение под страхом смерти, но однажды один дотошный мудрец, сидя на крыше своей, ничем не отличающейся от соседней обсерватории, сосчитал все огоньки на небе и пришёл к выводу, что звёзд меньше всех жителей сопредельных государств ровно на одну. То есть, теперь никто не мог с уверенностью сказать, его ли звёздочка светит над головой в тёмное время суток, или она принадлежит кому-то ещё – соседу там, продавцу в магазине, или и вовсе равному или равной, с кем поровну делишь кров. Такие мысли были не в радость, более того, они нарушали общепризнанную концепцию сотворения мира древними, ведь раз звёзд на одну меньше, значит на один меньше может оказаться чего угодно. Между равными возникло недоверие – а кому понравится быть несправедливо обделённым? На улицах всё чаще сталкивались прохожие, спорили, кому принадлежит тропка, по которой они вместе идут друг другу на встречу. Один заявлял, что тропка расстилается от двери его дома, как ковёр, – и что тут не о чем спорить; другой настаивал, будто тропка идёт не только от его дома, но и возвращается обратно – и это наитвердейший факт! Оба уверены в своей правоте, оба не слушают окружающих, лишь только петушатся и советуют советчикам оглядеться по сторонам, ведь возможно, именно сейчас, кто-то замахивается на их собственность, желая прибрать к рукам, потому что не имеет сам и завидует аж до икоты! Так к двум спорящим в скором времени присоединялась беснующая толпа, в которой всяк думал, что отстаивает свою правоту, а потому не желал идти на уступки. Когда кто-то усидчивый сосчитал, что в одном сопредельном государстве при разряде молнии выделилось больше тепла нежели в соседнем, кризис вышел на международный уровень. Один безумный учёный заявил, что может восполнить прореху при помощи цепной реакции деления ядер. На это другой сумасбродный математик предложил сосчитать количество расщепляющего вещества, которого, естественно, так же оказалось не поровну. Совсем скоро подсчёту подверглись все материальные ресурсы – и даже духовные, не обладающие массой, – после чего был озвучен следующий вывод: древние нашли среди равных себе любимчиков. Естественно, вера тут же была подорвана. Ну а затем «любимчики» сказали, что хватит считать, иначе они применят тяжёлые ядра, которых у них больше... Вот тут и началась война. Правда сначала «холодная», как и у всех. Была тут и политика сдерживания, и взаимные нападки, с угрозами и оскорблениями. Дело дошло до примитивной информационной войны, в которой руководители сопредельных государств обливали друг друга грязью, призывая подсчитать продолжительность жизни равных, которая, как оказалось на деле, у всех разная. Вот так дезинформация раскрыла равным глаза на истинную суть: ближний вовсе не друг, он – враг, которого нужно истребить, дабы твой род просуществовал дольше. Фанатики принялись взрывать пороховые бомбы, умерщвляя себя и других равных, – в общем, творили беспредел, чтобы уничтожить всякое равенство, а с ним и остатки подорванного порядка. Природа, устав созерцать кровавый передел, обрушивала на города государств одно стихийное бедствие за другим: ураганы сметали жилые дома и памятники архитектуры, ливни затопляли сады и поля, пламя пожаров не щадило ни стара, ни млада. Потом пришла засуха, а за ней прилетели несметные стаи жесткокрылых – их изображения видели на священных треугольниках древних. Они разносили на лапках и жвалах доселе неизвестную инфекцию, заражали целые города, а потом двигались дальше, расчищая от безумствующих равных всё новые территории. Кто-то благоразумный сказал, что древние недовольны происходящим, нужно поскорее прекратить пересчёты, иначе беда придёт настоящей. Однако его прилюдно высмеяли, предоставив ровно столько фактов, сколько требуется, чтобы доказать, что древние – вымысел... А потом вдруг случилось чудо – на небе засияла новая звезда, намного ярче обычной! Своего рода, предзнаменование. Её было видно даже днём, и многие посчитали её той самой, единственной, недостающей, из-за которой и разразился весь сыр-бор, с пересчётами и переделами. Казалось бы, распрям конец, да здравствует мир и порядок! Тем более последнего все так заждались, устав от кровопролитий. Равные хотели вернуть утраченный покой, но не тут-то было... Требовалось немедленно найти того самого, обделённого, кому принадлежала потерявшаяся в глубинах космоса звезда. Из претендентов выстроилась многокилометровая очередь, которая совсем чуть-чуть не опоясала планету по экватору. Естественно, тут были только избранные: правящая фемида, бомонд, влиятельные семьи. Неизвестно скольким из них пришлось принять смерть в закулисной борьбе за право обладать звездой – сосчитать не успели, поскольку один дотошный учёный всё же заглянул на сон грядущий в свой телескоп и выяснил, что на небосводе воссияла отнюдь не звезда, а жуткий монстр – астероид! Сигналы предупреждения давно шли с космических станций обнаружения, просто до них никому не было дела. Все были заняты куда более важной ерундой, а потому реальная опасность оказалась попросту незамеченной. То, что творилось дальше можно было охарактеризовать всего одним словом: «хаос». Беспорядок в сопредельных государствах достиг апогея. Равные
– Восхитительно... – только и смогла молвить Женя, смотря на мигающий после кавычек курсор.
Целтин вздрогнул. Глянул на набранный на экране монитора текст, медленно перевёл взгляд на дрожащие пальцы, касающиеся тёплых и гладких клавиш клавиатуры. С трудом – кажется даже со скрипом – повернул голову в направлении открытого окна, через которое в пол упёрся конус солнечного света. Внутри яркой призмы витали крупицы взволнованной тепловой диффузией пыли. За окном пели птицы, просигналил автомобиль, пахнуло выхлопными газами, потянулся удушливый шлейф дешёвого дезодоранта...
В комнате царил бедлам, как после нашествия «белых». Рядом хлопала опаленными ресницами Женя, грызла поломанные ногти, что-то бубнила себе под нос.
Целтин прислушался.
– Сергей Сергеевич, как вам это удалось? Просто феноменально! За такой короткий срок показать быт и гибель целой цивилизации...
– Целой чего?.. – Целтин поёжился; несмотря на лето за окном, внутри у него всё промёрзло – даже поясница ломит... Хотя ломит она совершенно от другого: из-за борьбы с Женей несколько минут назад и от сгорбленной осанки – сейчас.
Он резко выпрямился, отдёрнул пальцы от клавиатуры, чтобы, чего доброго, не напороть куда большей околесицы – уж коль писанина понравилась Жене, смысл её явно был запредельным, если и вовсе не запретным, за что в Советском Союзе можно было надолго загреметь в дурку, если не навсегда, с диагнозом «опасен для общества». От другого, помнится, шибко умных и чересчур несговорчивых не лечили.
Женя пересилила робость, посмотрела в упор.
Целтин уставился в ответ. Потом всё же догадался, что Женино смущение вызвано, в первую очередь, собственным всклокоченным видом, отвернулся, не без интереса уставившись на экранный текст.
– Почему вы раньше никогда не говорили, что так здорово можете сочинять?
От разгорячённого дыхания Жени за ухом сделалось щекотно; Целтин невольно улыбнулся, радуясь, что он сам возвращается к жизни, а сама жизнь – в прежнее размеренное русло, в котором их всех штормило и мотало на протяжении последних суток. Женю и вовсе с его подачи выкинуло за борт, благо, спасательный круг не был утерян и пришёлся как нельзя кстати.
– Почему? – Женя, видимо, тоже улыбнулась, успокоившись, потому что голос сделался кокетливым, каким она обычно говорила о Соне.
– Потому что и сам понятия не имел, – на полном серьёзе ответил Целтин.
Женя громко сглотнула. Ответила спустя непродолжительную паузу:
– Понятно.
– До сегодняшнего дня не мог более-менее толково связать и двух фраз. Непонятно, как получились эти три страницы...
– На одном дыхании.
Тренькнул зуммер, заставив Женю ойкнуть.
– Соня... – прошептала девушка, упершись пальцем в экран.
Набранный Целтиным текст пропал, на его месте открылось пустое диалоговое окно, с мигающим курсором.
«Ведь эта сказка со смыслом?»
Целтин покосился на напрягшуюся Женю.
– Давай ты? – прошептал он, будто Соня могла подслушать. – У меня руки что-то... не для гамм.
Женя нервно рассмеялась, кивнула.
– Уверена? – на всякий случай спросил Целтин, уступая место.
Женя снова кивнула.
«Вы вместе сочинили её для меня»?
Женя оглянулась на боса; тот мерил шагами комнату, курил, насыщая приоконную призму мутным.
«Соня, это Сергей Сергеевич постарался. Он... Мы... Мы очень сильно виноваты перед тобой. Своим поведением. Прости нас, пожалуйста, если сможешь».