Системный сбой

Юрин Александр

– А ты брось его вниз, посмотрим, появится заново или нет.

Гнус хмыкнул, а Женя объяснила:

– Ирина, боюсь это работает немного иначе.

– Мозги у вас иначе работают! – не сдержалась Мати. – Гнус, ломай эту решётку, достало уже!

Гнус поднёс винт к Жениному лицу, ничего не сказал.

Это был тот самый винт, с отколотой шляпкой, покрытый ржавчиной, одна из версий которого навеки канула в извечной тьме. Вселенная и впрямь была защищена от распада. Случайности вовсе не были таковыми. Событийность имела чётко

выстроенный алгоритм. Размеренное, на первый взгляд, течение жизни являлось фикцией.

– Чтобы чего-то достичь, нужно от чего-то избавиться, – прошептала Женя, понимая, что в который уже раз сходит с ума.

– А это откуда? – не понял Стил.

– Библия? – неуверенно выговорила Мати.

– Третий закон Ньютона, – отозвался Димка. – Одна из его интерпретаций.

– Ну всё перемешали, – растянуто проговорил Лобзик.

Гнус посмотрел на Женю.

– Уверен, совсем скоро всё станет ясно.

– Думаю, намного раньше, чем кажется.

Гнус взмахом локтя сбил сетку с кронштейнов.

– Головы!

Все вжались в стенки шахты, став тенями. Кажется и впрямь грохнул ядрёный взрыв. Покорёженный металл пролетел вниз по шахте, сыпля искрами, заглушая слух раскатистыми стонами. Такое ощущение, будто стонал сам бункер, как человек наглотавшийся битого стекла.

Женя провела влажными пальцами по лицу. Стёрла грязь и ржавчину. Пригладила всклокоченные волосы.

Напротив, ухватив брата за штанину, вздрагивала Иринка. Видимо перепугалась до коликов, так что даже орать не могла.

Мати неровно дышала, мысленно прибывая где-то далеко. Стил безуспешно пытался образумить подругу, шепча что-то на ухо. Один Лобзик улыбался от уха до уха, всем своим видом показывая, что кромешный трешь устраивает его намного больше, чем лишняя болтовня.

Гнус тем временем был уже на верхней площадке.

– Давай мелкую!

Димка, не без труда, оторвал прилипшую сестру от штанины, подал под мышки Гнусу. Иринка сверкнула грязными сандалетами и резко ушла вверх.

– Я последняя, – заявила Мати тоном, не терпящим возражений.

– Как скажешь, мать, – подмигнул Стил, карабкаясь вверх.

Когда все очутились наверху, Женя во всех подробностях рассказала, как вонд громыхал по шахте в её сне.

– Ты ещё пораньше не могла сообщить?! – Лобзик на всякий случай отодвинулся от махины.

Гнус попробовал на прочность; вонд отозвался томным скрипом.

– Недолго осталось железяке, – диагностировал Гнус. – А нехилый квест вышел.

– С вами, дебилами, спятишь! – Мати, распихав всех, полезла на тусклый свет, на сей раз не особо заботясь о юбке.

– Рассвело уже, – сказала Женя.

– Отец убьёт, – вздохнул Димка.

– Не дрейф, Самоха, может ещё обойдётся, – подмигнул Стил, направляясь вслед за Мати.

Иринка потянулась следом, и Димка отошёл.

– Ну, и что ты обо всё этом думаешь? – спросила Женя Гнуса.

Парень погасил фонарик.

–

Говоришь, война?.. – задумчиво произнёс он. – Тогда всё логично: тут можно выжить, – Гнус помолчал. – Вопрос в другом: когда и как всё начнётся?

Женя вздрогнула.

– Есть что-то ещё, о чём ты не рассказала?

Женя покосилась на уродливый вонд. Сейчас, без света фонаря, тот походил на затаившегося паука: хищник ждал добычу, которая совсем скоро побежит с поверхности земли вниз, в его стальные сети, пропитанные серной кислотой, чтобы придаться мукам искупления.

– Механоиды. Я видела одного из них в небе перед взрывом. А он видел меня.

ГЛАВА 10. ИПС.

Целтин подошёл к письменному столу, взглянул на энцефалограмму головного мозга индивида. Признаться такого он ещё не видел. Амплитуда альфа-ритма просто зашкаливала – спокойные себя так не ведут, а если и ведут, то совершенно не так. Бета-ритм в лобных областях практически отсутствовал. Хотя достаточно одного мимолётного взгляда на спеленатого, как становилось понятно: никаким стимулом тот не обременён.

– А что в случае со сном? – спросил Целтин, оборачиваясь к Панфилову.

– Вы про бета-активность? Что ж, тут всё в норме. Видите ли, вся моторика, не связанная с мышлением или простейшей умственной активностью, без патологий. Однако всё, что принято относить к проявлению самосознания, осознанности, человечности, что ли, – всего этого нет. Взгляните на гамму. Даже у животных с вживлёнными электродами она прослеживается. Тут же пусто.

– Вы проводили такой опыт? – с неподдельным ужасом в голосе спросил Целтин, заново отрываясь от бумаг.

– Что-то не так? – пристально смотрел в ответ Панфилов.

– Это бесчеловечно. Или вы решили зарубить под Самарой второй Харбин?

Панфилов долго молчал, состязаясь с Целтиным, в кто кого пересмотрит; потом сдался, улыбнулся.

– Видите ли, Сергей Сергеевич, говоря о человечности, вы не совсем понимаете, что это понятие не относится к данной особи.

– Что? – Целтин уставился на привязанного малого, никак не реагирующего на беседу, словно всё в этом мире перестало для него существовать. – Что вы имеете в виду? Как это не человек?

Панфилов покосился на трущего подбородок Громова.

– Возможно, не всё из происходящего под крышей пансионата тебе понравится, – медленно проговорил федерал. – Не тот ты человек Целтин, который бросит на алтарь науки всё, включая человечность. Но тот же Харбин показал, что в определённые моменты лучше стать животным, дабы спасти следующие поколения, нежели пустить всё на самотёк, в треклятый раз уповая на божественный промысел.

– От чего вы так жаждете спастись? – развёл руками Целтин. – Человек, вот от чего прежде всего нужно спасать поколения. На данном этапе, если кто и способен причинить нам вред, то только мы сами.