Сияющие
Шрифт:
Харпера забирают в полицейский участок, в течение семи часов его допрашивают двое: поджарый, гибкий, небольшого роста, с хорошо поставленным ударом; и большой, тучный, с лысиной, который сидит и курит. Они чередуют допросы с избиениями. Ведь у него нет записи к стоматологу и отель, где он якобы остановился, давно сменил старое название «Стивенс-хотел».
– Я не местный, – улыбаясь, предпринимает он первую попытку, но кулак уже обрушивается ему на голову, от чего звенит в ушах, зубы болят и кажется, что челюсть вот-вот вывалится снова. – Я же говорил вам. Я коммивояжер. – Следующий удар, на этот раз в грудь, так что дыхание
– Тебе понравилось? Чего лыбишься, скотина? – Полицейский наклоняется и выпускает сигаретный дым ему в лицо. Как объяснишь, что он прекрасно понимает, что всему этому скоро придет конец, нужно лишь потерпеть. Он знает наверняка, что ему уготовано вернуться в Дом, где на стене целый список имен других девушек, и от судьбы им не уйти. Просто сейчас он допустил промашку и вынужден за это расплачиваться.
– Вы ошибаетесь, парни, – бормочет он сквозь зубы.
У него берут отпечатки пальцев. Делают снимок у стены с номером в руках.
– Если улыбнешься – вмажу так, что от морды ничего не останется. Девушка умерла, и мы уверены, что виновен в этом ты.
Держать его долго они не могут из-за недостаточности улик. Швейцар – не единственный свидетель, еще несколько человек видели, как он накануне выходил из здания, но все в один голос утверждают, что он был чисто выбрит, а на челюсти была какая-то хитроумная конструкция. Сейчас же у него двухнедельная борода, причем собственная, что было подтверждено многократными попытками полицейских эту бороду оторвать как приклеенную. Кроме того, на нем ни капли крови, ни даже ее следов. Отсутствует и орудие убийства, место которому обычно – в кармане, а его не может там быть, потому как оно осталось в горле собаки, убитой спустя тридцать пять лет.
И укус пса, кстати, превращается в часть алиби: якобы на него напала бродячая шавка, когда он бежал за поездом, где оставил свой чемодан с образцами продукции. И случилось это как раз в тот момент, когда убивали бедную девушку-архитектора.
Оба детектива прекрасно понимают, что мужик – конченый ублюдок, но веских доказательств ни его социальной неблагонадежности, ни причастности к убийству мисс В. Роуз нет. Ему предъявляют «непристойное поведение в общественном месте», подшивают фото к делу и отпускают.
– Далеко не уезжать, – предупреждает коп.
– Я буду в городе, – обещает Харпер и уходит, после перенесенных побоев прихрамывая сильнее обычного. Он даже сдерживает свое обещание. Но бороду сбривает и в 1954 год никогда не возвращается.
Бывать в этих местах ему приходится не раз и в более ранние времена, и в более поздние: нравится пощекотать нервы, обострить воспоминания и просто посмотреть, как они меняются с возрастом.
За следующие шестьдесят лет в полицейских архивах осела еще пара его фотографий, хотя и под разными именами: его привлекают в 1960-м – за непристойное поведение в общественном месте, которое вскоре превратится в строительную площадку, и в 1983-м – за хулиганство (он подрался с таксистом и сломал ему нос за то, что тот отказался везти его в район Энглвуд).
А вот, в чем он себе никак не может отказать, так это в удовольствии почитать газеты, которые позволяют мысленно вернуться на
Кирби
11 августа 1992
Сидя в приемной очень представительной с виду компании «Дельгадо, Ричмонд и ассошиэйтс», Кирби листает «Тайм» трехлетней давности с заманчивой обложкой «Смерть от пистолета». Не то чтобы огнестрельное оружие сильно привлекает, в зоне ее интересов, скорее, оказалась бы тема «смерть от ножа», но выбор определился скудной альтернативой между «Новым СССР» и Арсенио Холлом.
Однако старые здесь не только журналы. Лучшие времена видел и этот кожаный диван. Листья пластмассовой пальмы покрыты толстым слоем пыли, а сам горшок, судя по всему, давно используется в качестве пепельницы. Прическа администратора родом явно из 1980-х и давно не в моде. Кирби жалеет, что по этому случаю не удосужилась подобрать более подходящую одежду, чем привычный для нее свободно-небрежный репортерский стиль: футболка с группой «Фугази» под клетчатой рубашкой и коричневая куртка-пилот на шерстяной подкладке, которую она раздобыла по дешевке на Максвелл-стрит.
Адвокат приходит за ней лично – Элейн Ричмонд, женщина средних лет, в брюках и блузке, с острым взглядом и короткой стрижкой.
– «Сан-Таймс»? – улыбается она и принимается так энергично трясти ее за руку, что напоминает Кирби персонаж типа престарелой одинокой тетушки в деревне, для которой лучшее и единственное развлечение – гости соседей. – Спасибо, что пришли к нам.
По коридору они проходят в переговорную, забитую картонными коробками, претендующими, судя по всему, и на место юридических книг на полках, и на все свободное пространство пола. Элейн поднимает стопку розовых и голубых папок, заполненных бумагами, но не открывает их.
– Знаете, а ведь вы немного припозднились.
Кирби удивленно вскидывает брови.
– Где вы были год назад, когда Джамаль пытался покончить с собой? Поддержка прессы нам тогда была бы более чем кстати, – с грустью улыбается адвокат.
– Мне очень жаль, – извиняется Кирби, сама не понимая, за что, и уже сомневаясь, что не ошиблась в названии или адресе компании.
– Его семье этого не объяснить.
– Я всего лишь стажер и подумала, что из этого могла бы получиться неплохая статья, например, о судебных ошибках и их ужасных последствиях. Человеческий фактор. Но у меня нет доступа к информации о последних событиях.
– Так их и нет. Окружной прокурор отмалчивается. Но вот, посмотрите. Как вы думаете, похожи эти люди на убийц? – Она раскрывает папку, достает и раскладывает на столе снимки четырех парней, равнодушно уставившихся в объектив из-под нахмуренных бровей. Поразительно, как легко выражение подростковой апатии может превратиться во взгляд хладнокровного убийцы.
– Маркус Дэвис, на момент ареста ему было пятнадцать. Дэшвон Инграм, девятнадцать. Эдди Пирс, двадцать два, и Джамаль Пеллетье, семнадцать. Обвинение в убийстве Джулии Мэдригал. Признаны виновными 30 июня 1987 года. Все отправлены в камеру смертников, за исключением Маркуса, который получает колонию для несовершеннолетних. Джамаль совершает попытку самоубийства 8 сентября прошлого года, получив отказ в апелляции. Он отличается неустойчивой психикой, но известие о приговоре окончательно его ломает. Сделал это сразу, как только мы вернулись из суда. Завязал брюки петлей и пытался повеситься у себя в камере.