Сизополь
Шрифт:
Интересно, сколько стоит? Трубецкая в Иркутск на перекладных жопу морозила, а эта в суд не приехала… Меньше всего нужны мне твои Камбеки, я гнал мысли о семье, опасаясь, что ужас их положения в разы тяжелее моего и стоит мне осознать его объем в полной мере, вернуться в состояние прежней концентрации будет непросто.
Промелькнула неделя. Было страшно и весело, потом снова страшно, неуютно, тоскливо и горько, но доброе расположение духа возвращалось. «В одиночке ж сижу, прости Господи, про такое только в романах пишут, редко кому так везёт, это ж надо как закружило, ну, посмотрим куда вывезет!»
Наедине с собой я провёл две похожие друг на друга недели. Много спал, отсыпаясь
Гештальт-терапевт посоветовал начальству бить в ядро личности и играть на контрастах – меня перевели в камеру на четырнадцать персон. Тут я узнал, что камерой её называют только тюремщики, зэки употребляют слово «хата». Эффект, надо сказать, получился ошеломляющим. В последствии я испытывал тотальную нужду в уединении, но сейчас был безумно рад его окончанию.
Хохот, крики, улыбки, маты одномоментно ворвались в мою психику, истосковавшуюся по всему живому. Возникло ощущение, что из темноты и гнилости одиночества я выпрыгнул в поток сияющего света, в центр циклона, в котором кто-то, не познаваемый для нас, замутил большой взрыв. Увидев множество человеческих лиц, я почувствовал себя почти на свободе. Дикая радость захлестнула и рвалась наружу, готовая расцеловать незнакомые небритые морды. Самым удивительным было то, что они приветливо мне улыбались и скалились беззубыми ртами из разных углов хаты как бесенята в остывающей бане.
Всего два дня провёл я в этом комфортабельном помещении, предаваясь воспоминаниям о весёлых деньках на воле – жизни красивой, кипучей и бурной, наполненной политической борьбой, бесконечными поездками по разным уголкам Европы и сумасшедшим сексом.
По телевизору транслировали матч Лиги Европы «Наполи» – «Динамо». Он проходил на стадионе «Сан Паоло». Мой рассказ сокамерникам, что не далее, как полгода назад мы с трибуны наблюдали Серию А с участием «Наполи» вызвал вздохи недоверия и зависти. Глядя на стены, покрытые липким конденсатом, я почти физически ощущал сырость катакомб Неаполя, где совсем недавно ворчал на жену. Она затащила меня в этот затхлый мрак вместо кабачка на узенькой солнечной улочке, в котором к ристретто подавали дивный лимончелло. А запланированное путешествие в Бремерхафен, там она присмотрела маяк, обещая непередаваемые ощущения от ночёвки в Северном море, где кроме нас никого не будет, даже смотрителя? Воспоминания о прошлом и почти случившимся будущем были так близки, только протяни руку, и навязчиво преследовали, соблазняя хрупкостью эфемерного счастья. Жизнь повернула в другую сторону. Неожиданно, но игнорировать сей факт и дальше не представлялось возможным.
Глава 2. Следствие
Следствие за депутата взялось основательно, со рвением первокурсника, поступившего на юрфак последним в списке. Одно за другим возбуждались новые уголовные дела. Часть из них были объединены и в итоге получилось семь. С ними я дошел до самого судного дня.
«Семь уголовных дел, Савкин, честное слово, я от тебя в шоке! – писала жена, – Ты такой страшный человек оказывается, а зачем рубашки сам себе гладил? И кофемашину мыл? Нормальным прикидывался, да? С твоими пороками должен был семью посильнее абьюзить, не находишь? А то знать не знала с кем живу. Теперь выясняется, мужик-то рядом был… мощный. Квартиру продаю – три обыска, чекистский запашок уже не выветрить. Пришли доверенность, что на всё согласен»
Единственным средством общения
Вся новая информация поступала в хату через кормушку – откидывающееся оконце. Её основное предназначение – пропускать еду для заключенных, но я невольно то и дело поглядывал в сторону двери, ожидая, что однажды принесут большое, настоящее письмо.
– Сегодня у нас паэлья с морепродуктами! – подлетая к кормушке и подхватывая тарелку с баландой, радостно взвизгивал Геннадий Владимирович, как мне шепнули – криминальный авторитет из Москвы, – Командор, лимончика принеси, пор фавор!
Я днями лежал на шконке. Занимался какими-то незначительными делами или вёл непринуждённые беседы с сокамерниками про объем бюста Марайи Керри, недоступность Буфо Альвариус в наших северных широтах и этимологию русского бранного слова куёлда. Хлебал баланду, воображая анонсированную Геннадием Владимировичем норвежскую уху и думал. Думал о том, что скажу, когда увижу её, а это случится рано поздно. Избавиться от мысли, что всех подставил было непросто, но если перед собой можно оправдаться, то что сказать ей совершенно неясно. Как ни изощряйся в формулировках, придётся вытерпеть упрёк карих глаз, прозрачных, как спитый чай и презрительных, как священная гора Кайлас.
– Савкин! Подойди с ручкой! – с грохотом открывалась кормушка и слышался голос бравого тюремщика, – Распишись вот здеся! – таким образом сидящие в СИЗО знакомятся со всеми документами по уголовным делам и с иными вопросами. Так приносят приказы об увольнении, бумаги о разводе. Тюремные будни…
Верин задержал большого по региональным меркам человека, первого в своей практике депутата, поэтому был преисполнен важности и продолжал носить серьёзное лицо в течении всего предварительного следствия. Самый высокий начальник, «гроза» коррупционеров Бастрыкин вовсю упражнялся в создании новых форм покарания преступников, заявляя, что виновные понесут «неизбежное общественно-политическое наказание»! А его рупор Маркин взывал по центральному телевидению к подозреваемым, вина которых еще не была доказана: «Покайтесь!»
Адвокат сделал попытку выяснить у Верина при каком раскладе меня могут выпустить на домашний арест или другую меру пресечения, не связанную с СИЗО. Следователь, согласно Уголовно-процессуальному кодексу, лицо самостоятельное, но Верин суетился, ему хотелось раскрыть громкое дело безупречно. Приходилось постоянно стучать в кабинет начальства и сверяться с видением ситуации наверху. Там он каждый раз убеждался, что предчувствия не обманули и содержание под стражей – единственно возможный вариант.
Жена старалась продать ипотечную квартиру, на покупке которой недавно настояла и только-только планировала обустроить в нечто совершенно дикое с дизайнерской точки зрения и обывательского вкуса. Измученная звонками коллекторов писала, что похоже «пролетела над семейным гнездом кукушки» и хочет срочно избавиться от недвижимости, но без доверенности от второго собственника, то есть меня не может этого сделать. Ситуация вырисовывалась тупиковая, я нервничал, не зная, как всё организовать. Казалось бы чего проще – вызови нотариуса и заверь намерения сторон. Не тут-то было. Роль нотариуса имел право выполнить начальник СИЗО, но только с разрешения Верина. Следователь не был против, но его руководитель занял однозначную позицию: