Скала альбатросов
Шрифт:
— Где ты всему этому научился?
— В Неаполитанском университете, читая книги Галиани, Дженовезе. А также Адама Смита. Кое-чему научился у Вито, моего друга, который нравится тебе и ухаживает за тобой.
— И к которому ты ревнуешь?
— Да, ревную, потому что ты готова юркнуть в постель к первому же попавшемуся мужчине.
— Ты и в самом деле так думаешь?
— Да. Уверен, ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое верность.
Слегка смутившись, Элеонора заметила:
— Мы отошли от темы.
— Что ж, вернемся к ней. Вито многому научил меня. Он всерьез занимается земледелием. Я же поначалу пошел по той дорожке, что и все дворяне Европы: выбрал военную карьеру. Так
— Но то же самое говорят и якобинцы! Дворяне — это класс, который вместе с духовенством эксплуатирует народ!
— Совершенно верно. Беда лишь в том, что твои друзья-якобинцы мало чем отличаются от дворянства. Их подход к жизни не коммерческий, не промышленный, и они волей-неволей эксплуатируют народ. Вот потому-то простые люди и восстали, объединившись в Армию святой веры.
— И ты хочешь сказать, что эта твоя Армия подобна Французской революции, а кардинал Руффо — второй Робеспьер?
— Иногда противоположности сходятся. Я точно знаю, что люди пошли за Руффо лишь потому, что хотели обрести справедливость и благополучие. Народ поверил ему, полагая, что король на его стороне и выступает против угнетателей.
— И что же, когда будут уничтожены все угнетатели, придет свобода?
— Нет, Элеонора, это опасное заблуждение! Сколько ни убивай правителей и богачей, всегда придет кто-то другой, чтобы занять их место. Знаю, некоторые люди верят, будто, уничтожив власть, можно создать общество равных. Я имею в виду Бабефа [69] . Но революция показала, что власть возрождается. Знаешь, что требовали калабрийцы в Баньяре? «Хотим Руффо королем. Хватит с нас Фердинанда, долой бурбонских ворюг!» В другое время Руффо вполне мог бы взойти на трон, основать династию. Достаточно посулить людям свободу, чтобы приобрести власть. Но сама по себе власть не производит богатство. Богатство рождается только из капитала, в труде, в практической деятельности, благодаря точному экономическому расчету. Будущее принадлежит не военным, не королям, не якобинцам. Будущее за теми, кто заставляет плодоносить землю, кто развивает промышленность, кто кормит людей.
69
Гракх Бабеф (1760–1797) — французский революционер. Выступал за имущественное равенство. В 1796 году готовил народное восстание против Директории, но был предан и казнен.
— Ох, какой же ты пылкий оратор! Но взгляни, что это?
На высоченной скале раскинулся город с величественными светлыми зданиями, сверкавшими на солнце.
— Это Роди-Гарганико, — объяснил Марио. — Там дом моих предков.
— Поразительно! — восхитилась Элеонора. — Великолепный вид!
Когда они подъехали к большому дворцу Россоманни, Элеонора изумилась:
— Да сколько же у вас дворцов?
— Слишком много, — ответил Марио. — Я хотел бы продать те, что пустуют. Мне нужны деньги. Увы, продать их некому. По-настоящему богатых людей в этих краях нет. Нужно развивать здесь экономику. Знаешь, Элеонора, разницу между богатством и властью? Хочешь быть богатым — необходимо, чтобы тебя окружали богатые. А власть, напротив, не терпит рядом никакой другой власти, кроме своей собственной.
Элеонора смущенно взглянула на Марио. Похоже, он наслаждался, с головой окунувшись в общественные дела. И всего за несколько Месяцев он добился огромных успехов. Ему было хорошо с Элеонорой в Термоли. Они встречались каждые две недели. То он приезжал к ней, то она к нему туда, где он работал.
Однажды спокойным зимним днем они отправились морем в Виесте, останавливались в Торре ди Милето, в Роди, в Пескачи. С борта корабля любовались чудесными видами
Да, ему было хорошо с Элеонорой. В Термоли она выступала в роли хозяйки дома. Все здесь было в порядке, все обставлено с большим вкусом — очевидно, Элеонора получила неплохое воспитание. Она умело вела хозяйство, могла принять гостей. Держалась спокойно и скромно. Однако Марио нуждался прежде всего в сексуальном удовлетворении, а оно, полагал он, возможно, только если время от времени несколько отдаляться друг от друга. Жили бы они постоянно вместе, каждое утром просыпались в одной постели, проводили рядом целые сутки — желание в конце концов улетучилось бы. Или ослабело бы. Чтобы оно росло, необходимо некоторое воздержание. Так что неделя-другая, пока они жили без любовных утех, — это нечто вроде поста, вслед за которым они два или три дня насыщались непрерывными безумствами, словно переживали медовый месяц.
Марио был убежден, что и Элеонору устраивала такая жизнь: она могла видеться со своими родными, путешествовать, а потом проводить с ним такие чудесные, такие бурные любовные встречи. Но одно ее замечание поколебало это убеждение.
— Мне хочется подольше быть с тобой, — сказала Элеонора, — столько времени, пока не устану. Хочу испытать полное пресыщение.
— А я его уже испытываю, — ответил Марио. — Я уезжаю или ты на время покидаешь меня, когда я уже пресыщен нашей встречей. Останься мы вместе надолго — думаю, ты немного надоела бы мне, но этого я уж точно не хочу.
— Мне же, напротив, очень хотелось бы совсем не расставаться с тобой, проводить вместе многие, многие месяцы, пока не смогу сказать наконец: с меня хватит.
— Тебе хотелось бы совсем не расставаться со мной?
— Конечно. Сказать правду? Я хотела бы всегда жить с тобой.
— Быть моей женой?
— Нет. Но постоянно жить вместе, радоваться общению с тобой. Если бы я жила в твоем доме в Торре ди Милето, я могла бы насытиться этим.
Марио смутился. Чего хотела Элеонора? Что предлагала? Думала как-то оформить их отношения, объявить всем об их связи, занять место жены? Или же это было естественное женское стремление подольше побыть рядом с любимым мужчиной, получать радость от постоянной близости с ним? Он понял вдруг, что не в силах ответить на такие вопросы.
— Знаешь, — продолжала Элеонора, — вчера мы были тут втроем. Я, моя кузина София, из Фоджи, и ее подруга молодая графиня Сторнара. Мы говорили о замужестве и пришли к выводу, что нам уже пора выходить замуж. Пока революция и война не завершились, люди не стремятся создавать семью, они довольствуются мимолетными связями. В такие времена брак выходит из моды. Теперь же, напротив, он снова приобретает значение. И женщине уже нельзя разгуливать одной. Рядом должен быть мужчина, муж. Странно, не правда ли? Я никогда не думала о замужестве. Мои родители подумывали, а я нет. Теперь же начинаю понимать, что они были правы.
— Ты хотела бы выйти замуж?
— Я вышла бы за тебя, если бы ты мог жениться на мне. Но ты женат, и жена твоя не отпустит тебя. Да и разводы в Неаполе теперь уже не разрешают.
— Элеонора, я никогда в жизни не был так счастлив, как с тобой. Но заключить брак мы действительно не можем. И, стало быть, ты имеешь полное право искать себе мужа.
Странно, но мысль, что Элеонора может выйти замуж, не беспокоила его, не вызывала ревности. Он не связывал брак с сексом.
В его понимании муж нужен ей был только для удобства. Конечно, она спала бы с ним, но не как с любовником. Марио попробовал представить себе, что Вито Берлинджери женится на Элеоноре. Нет, даже Вито не вызывал бы у него ревности.