Скала альбатросов
Шрифт:
— Маркиза вне себя, — сообщил огорченный дель Донго.
— Еще бы, ее Веноза положил глаз на какую-то нимфу, а она даже не знает, о ком речь.
— Так это правда? Я не перепутал?
Неторопливо двигаясь по залу, они приблизились к эрцгерцогу и его окружению.
Джулио разговаривал с правителем на прекрасном немецком языке.
— Спасибо, ваше высочество, большое спасибо. Но я не рассчитываю в ближайшее время посетить Вену. Мне необходимо заняться несколькими имениями тут, в Варезе. Это земли, граничащие с владениями Висконти.
— Хотите сказать, что собираетесь сами заняться сбором винограда, граф? — прощебетала молодая фон Шробер.
— Конечно, графиня, в глубине души я остаюсь земледельцем.
—
Лицо фон Шробер оставалось непроницаемым. Она съязвила так, словно преподнесла комплимент. Но Веноза не остался в долгу:
— Графиня, я полагал, что ваши шпионы лучше осведомлены!
— Будет вам, будет! — вмешался эрцгерцог. — Что это за история, которая мне неведома?
— Похоже, наш граф безумно влюблен. Но неизвестно, в кого. Весь Милан говорит об этом.
— Это верно, граф? И вы скрываеге вей от меня?
— Это клевета, ваше высочество. Могу даже объяснить, что кроется за подобными разговорами. Я приобрел картину Аппиани, на которой изображена поразительной красоты девушка. В нее-то я и влюблен.
Между тем к ним приблизился маркиз Кальдерара и привлек внимание Розмари фон Шробер. Маркиз щеголял в ярко-красных ботинках на очень высоких каблуках и, будучи к тому же весьма тучным, заметно возвышался над гостями. Невозможно было не заметить его. Увидев обращенные на него взгляды, Кальдерара поклонился эрцгерцогу и его даме, а Венозе послал кончиками пальцев воздушный поцелуй. Хотя Джулио невероятно скучал, ему пришлось закусить губу, чтобы не улыбнуться.
— Почему, граф, вы так дружны с ним? — поинтересовался эрцгерцог. — Это странный человек, о нем столько сплетничают. Говорят даже о каких-то противоестественных наклонностях.
— Но он удивительно честный человек, ваше высочество. Качество довольно редкое и мне весьма симпатичное.
Эрцгерцог неохотно кивнул, Веноза был человеком искренним и умел постоять за друга в трудный момент. Между тем подошел адъютант эрцгерцога, и они заговорили. Веноза, воспользовавшись этим, попрощался с молодой графиней и нагнал Серпьери и Кальдерару.
— О небо! — воскликнул Джулио. — Смотрите, появился Пьетро Верри [44] со своей подругой.
— Это еще ничего, — сказал Серпьери, — там дальше я вижу и Гаэтано Майорано, причем он направляется прямо к нам.
— Но, к счастью, не торопится, — шепнул Кальдерара, — дабы не испортить укладку на своей шевелюре, — маркиз откинул голову и изобразил, будто приглаживает длинные волосы, которых у него не было и в помине. Друзья улыбнулись.
Джулио все это ужасно надоело. И когда Серпьери подхватила какая-то красивая дама, а Кальдерара заговорил с Верри, Веноза незаметно покинул гостиную. Выйдя из подъезда, он направился домой. С некоторых пор все эти пустые разговоры в гостиных набили ему оскомину. Говорили обо всем и ни о чем. Он предпочел пройтись по улицам Милана.
44
Пьетро Верри (1728–1797) — итальянский просветитель. В 1760–1780 годах содействовал антифеодальным реформам в Ломбардии.
В начале ноября ночь стояла теплая, безветренная. Граф подошел к церкви Сан-Карло и остановился. А что ему делать дома? Никто не ждет его там. Поставщик из Вальтромпии, с которым у него назначена деловая встреча, сообщил, что товар еще не готов. Впереди много свободного времени. К тому же хотелось узнать последние новости из Франции. Говорили, будто революция вот-вот закончится. Джулио сомневался в этом.
Когда нарушаются вековые законы жизни общества, неизменно вырываются на свободу безудержные варварские силы, которые очень трудно потом укротить. В сущности, подумал он, то же самое происходит и с каждым отдельным человеком. Он может жить себе спокойно, размеренно, даже с робостью в душе, и мы утверждаем, что это зависит от его характера. Однако такое спокойствие — не что иное,
Нет, решил Джулио, когда народ рушит все устои, когда его вожди, безумствуя, гильотинируют друг друга, порядок может быть установлен только извне — новым тираном. Прав англичанин Гоббс [45] в своем «Левиафане». Гоббс жил во времена английской революции и хорошо понимал ее движущие силы.
Сам того не заметив, Веноза направился к Театральному кафе. Там он встретит немало людей, входящих в так называемую французскую партию [46] . Нарастание революционного террора заставило их несколько приумолкнуть, но теперь они наверняка воспрянут духом. Странно, подумал граф, получается, что у него больше друзей во французской партии, нежели в австрийской, в которую он входит. Может быть, Францию поддерживают более современные люди? К сожалению, стремление быть современным нередко соседствует с наивностью.
45
Томас Гоббс (1588–1679) — английский философ. Государство, которое Гоббс уподобляет мифическому библейскому чудовищу Левиафану, — результат договора между людьми, положившего конец естественному состоянию «войны всех против всех».
46
В то время итальянское общество разделилось на две части — сторонников французского правления и приверженцев австрийского императора. Словесные баталии между ними со временем переросли в боевые действия.
Веноза вошел в кафе. В большом зале он сразу же увидел столик, за которым сидели Пьетро Москати, Пьермарини и Мельци д’Эрил. Вот, подумал он, и доказательство. Даже старый Мельци составляет компанию такой горячей голове, как Москати. Он подошел к ним и услышал, что разговор идет о болезни Чезаре Беккарии [47] .
— Присаживайтесь, Веноза, — предложил Мельци д’Эрил. — Похоже, Чезаре серьезно болен. В последние годы он сильно сдал. К тому же эти неприятности с его дочерью…
47
Чёзаре Беккария (1738–1794) — выдающийся итальянский просветитель, юрист, публицист. Его знаменитое сочинение «О преступлении и наказании» сыграло значительную роль в истории развития европейского уголовного законодательства.
Графу очень импонировал Мельци д’Эрил. Высокий, худощавый, он отличался удивительным изяществом жестов и движений, сочетал в себе тонкий ум, необыкновенную честность и — что встречалось еще реже — поразительный талант дипломата.
Поздоровавшись с друзьями, Веноза направился к другому столику, за которым сидели банкиры Карло Биньями и Карло Чани с двумя дамами. Джулио подошел к ним, улыбаясь. Они говорили об изнасилованиях, которые вот уже пятнадцать лет потрясали Милан. Но совершались ли на самом деле такие преступления, или это были только слухи? Дамы не сомневались — да, изнасилования совершались.
— Это дело группы подростков, — сказала одна из них, — они нападают и насилуют женщин, а потом угрожают жуткой местью, если те вздумают заявить в полицию. Вот почему все молчат — из страха.
К ним подошел адвокат Корбетта.
— Ну-ну, синьора, ведь нет никаких доказательств. Ни одного заявления! Представляете, ни одного! И знали бы, сколько в Милане мистификаторов. Джентльмены, которые в пух и прах проигрались и хотят скрыть это, уверяют, будто их ограбили, а девушки, потерявшие честь в постели какого-нибудь знакомого, потом защищаются, придумывая, будто их изнасиловали.