Скандал на Белгрейв-сквер
Шрифт:
— Привет, Питт. — Голос у него был приятный, с легким южным акцентом. — Что вы здесь делаете? Чем я могу вам помочь?
Томас был удивлен, что Урбан сразу же узнал его. Он попытался разглядеть на его лице тревогу, возможно страх, но вместо этого увидел только постепенно убывающий гнев, на смену которому теперь пришло простое любопытство. Старший инспектор хотел знать, зачем Питт пожаловал к нему.
— Нет, — неуверенно произнес Томас. — Не думаю. — Но, поняв, сколь бессмысленны его слова, поспешил спросить: — Я не помешал вам?
Урбан внезапно рассмеялся.
— Адвокат? Нет, он уже ушел. У меня есть свободное
Отступать было некуда. Он должен сказать Урбану все, что намеревался.
— Вы знаете Уильяма Уимса с Сайрус-стрит, в Кларкенуэлле?
— Ростовщика, которого убили? — Урбан вопросительно вскинул светлые брови. Видимо, вопрос был для него неожиданным, однако не встревожил его. — Нет. Слышал, разумеется, об этом деле. Его смерть наделала немало шума. Обнаружились многочисленные должники. Наследников у него, кажется, нет… А почему вы спрашиваете?
Урбан был не из тех, кого можно было водить за нос, и Питту стало стыдно, что он мог вообразить себе такое.
— У ростовщика были два списка должников, — пояснил он. — Один — обычный, мелкие долги мало-имущих людей. Второй намного короче, всего три имени. — Томас не сводил глаз с Урбана, но ничего, кроме слабого интереса, не заметил: ни испуга, ни удивления; были, правда, еще остатки гнева после свидания с адвокатом.
— Ага, в этом списке кто-то, кого я знаю. Поэтому вы и пришли.
Питт прикусил губу.
— Угадали. В списке ваше имя.
Урбан был ошеломлен. Он смотрел на Томаса с настороженным недоверием. Его широко открытые голубые глаза испытующе глядели на инспектора, словно он ждал, что тот признается, что просто неудачно пошутил. Однако в его душу уже закрадывалось сомнение, что это отнюдь не шутка и на вопрос надо ответить.
— Я ничего не должен этому ростовщику, — медленно промолвил он. — Или еще кому-нибудь. — Но было что-то мелькнувшее в его глазах как тень, что насторожило Питта. Он понял, что Урбан неискренен с ним, если не на словах, то в мыслях. Томас ощутил неприятный холодок под ложечкой, но постарался не выдать своих подозрений.
— Однако вы встречались с ним? — с уверенностью настаивал он.
— Я даже никогда не видел его, — последовал ответ. Урбан осторожно подбирал слова и смотрел на Питта открыто, не избегая взгляда. — Сайрус-стрит — это не мой участок, да и не ваш тоже, если на то пошло. — Он удивленно поднял брови. — А почему это вас интересует?
Инспектор вкратце рассказал ему, но лишь то, что мог.
— Это может касаться кое-кого.
— Надеюсь, ко мне это не имеет отношения. Кто еще в этом списке? — спросил Урбан и указал Питту на стул, приглашая сесть, а сам сел в кресло за письменным столом.
Томас невесело улыбнулся.
— Увы, это конфиденциальные сведения, — как бы извиняясь, ответил он.
— Значит, это люди известные? — настаивал Урбан. — Уимс убит несколько дней назад. Следовательно, я не первый, с кем вы говорите на данную тему. Кажется, в этом году вы уже вели несколько дел политического характера. Здесь, должно быть, замешано какое-то важное лицо. — Он не сводил глаз с Томаса и был уверен, что угадал. Впрочем, Питт не мог, да и не хотел ничего отрицать.
— Речь идет о крупной сумме, — сказал он вместо прямого ответа на предположение Урбана.
— Что? Уимс предъявил мне счет? — Старший инспектор был озадачен. — Но это невозможно, я никому ничего
— Зачем к вам приходил адвокат? — неожиданно спросил его Питт.
— Что? — Губы Урбана раздраженно скривились. — А… касательно этого болвана Осмара. — Он покачал головой. — Его дело не только изъято из производства и компетенции городского суда, как вам известно, но теперь этот глупец предъявил иск Кромби и Алардайсу, обвиняя их в клевете относительно происшествия в парке. Он требует их наказания. Вы можете в это поверить? Я договорился с лучшим адвокатом, какого только мог найти, чтобы выяснить, не можем ли мы вновь открыть дело Осмара и провести его через суд еще раз.
— Осмара?
— Да. А почему бы нет? Адвокат Паркинс считает, что у нас есть неплохой шанс на победу.
Томас улыбнулся.
— Отлично. Это хотя бы спасет Кромби и Алардайса от несправедливых обвинений.
— Именно это я и намерен сделать. И еще меня интересует, почему мировой судья так быстро закрыл дело. — На этот раз уже Урбан заметил что-то в глазах Питта и хотел было спросить об этом, но инстинкт профессионала остановил его.
— Вы не знаете, почему он это сделал? — спросил Томас.
— Понятия не имею, — ответил Урбан, и Питт опять понял, что тот сказал неправду.
— Благодарю, что уделили мне внимание, — промолвил он. — Я займусь списком и попробую хоть что-то прояснить.
— Сожалею, что не смог помочь вам, — снова извинился Урбан, вежливо улыбнувшись и провожая Питта взглядом.
Расследование причастности Урбана к убийству Уимса сулило немало хлопот и трудностей, как и предполагал Питт. Он решил начать его с посещения дома старшего инспектора. На сей раз Томас воспользовался омнибусом, поскольку Урбан жил где-то недалеко, примерно в пятистах ярдах по этой же улице, да и спешить ему было некуда. Поездка под палящим солнцем вдоль шумной улицы, на жесткой скамье омнибуса, когда Питт оказался зажатым между женщиной в синем платье, страдающей от насморка, и крупным мужчиной, от которого разило пивными парами, заставила его поскорее целиком сосредоточиться на собственных мыслях. Но это мало помогло.
Урбан ему нравился, и сознание того, что он, Питт, должен непрошено вторгнуться в личную жизнь этого человека, было ему крайне неприятным. А поскольку Урбан неглуп и уже предупрежден, все действия инспектора вскоре станут ему известны. Спросив об Уимсе, Томас предупредил его о том, что его имя связано с делом об убийстве.
Когда же мысли Питта вернулись к собственным делам, он снова почувствовал себя рассерженным проступком Шарлотты. Его злило желание жены казаться богатой леди, не обремененной заботами, делающей, что ей хочется, и тратящей время на развлечения. Угнетало также сознание, что, по сути, ее с рождения готовили к подобной жизни, поэтому она так легко и беспечно окуналась в нее, пользуясь каждым случаем, который предоставляла ей Эмили, но не мог предоставить Питт. Больно задевало и то, что Шарлотта до сих пор считала эти вещи чем-то очень важным для себя. Для него редкие спектакли тоже были приятными событиями. Его всегда интересовали люди в общении, он любил смотреть на их лица, следить за ритуалом светской игры, которую они затевали друг с другом, умело пряча страсти и чувства под маской вежливости.