Скандинавский король

Халле Карина

— Значит, Никлас не был за рулём?

— Нет. Он взял вину на себя, потому что я трус. Я знал, что признание в том, что произошло, разрушит мою семью и девочек. А он взял это на себя, потому что я обещал ему работу и обещал, что мир никогда не узнает о нём и Хелене.

— Господи, — ругается она, качая головой. — Аксель… я не знаю, что сказать.

Это становится трудно проглотить. Внезапно страх настолько реален, что я потеряю её. Что она наконец-то видит, кто я, человек под короной и за маской.

Затем она сдвигается и кладёт руку

мне на бедро, сжимая его. — Спасибо, что сказал мне это. Должно быть, это так тяжело для тебя. Хотела бы я иметь такое мужество.

— Мужество, — горько усмехаюсь я. — Это не мужество. Просто я не могу ничего от тебя скрывать. Если ты собираешься быть со мной, ты должна точно знать, кто я. Трус.

— Хороший, выдающийся мужчина, — говорит она. — Это то, кто ты есть. Умный, весёлый, сексуальный и такой хороший отец. Ты так многогранен, Аксель, и ты через многое прошёл, и быть трусом — не одно из них.

— Я чувствую себя ужасно. Всё время. Живя в этой лжи.

— Но это была не твоя вина, ты сам так сказал.

— Нет, но это я их подобрал, злой, я их подвёз. Я должен был просто… найти другой путь.

— Но ты не хотел её убивать. Ты сам чуть не умер.

— Я знаю. Но факты не освобождают от вины. Правда иногда похожа на ложь.

— Это из-за Никласа, — говорит она. — Он постоянно напоминает тебе о том, что произошло. Боже, как ты можешь с ним работать? Он трахал твою жену!

Я прикладываю палец к губам, чтобы напомнить ей, чтобы она говорила тише. К счастью, я не думаю, что нас кто-то слышит. — Он трахал, и я ненавижу его за это. Я ненавижу его по миллиону причин. Но если я его уволю, он расскажет правду всему миру. И даже если меня бросят под автобус, чего я действительно заслуживаю, мои дети — нет. Более того, правда о его романе с Хеленой выйдет наружу, а это единственное, что я поклялся сделать — защитить её репутацию до самого конца. Никто никогда не должен узнать о ней и Никласе. Она должна оставаться ангелом в их глазах.

— И что ты собираешься делать? У него каждый день что-то на уме. Что мешает ему написать книгу или дать интервью?

— То, что люди ему не поверят.

— Это не останавливало других людей раньше.

Я пожимаю плечами. — Может, он чувствует себя виноватым. — Может быть, он выжидает время. — Это он ударил меня, пока я ехал, его действия заставили меня потерять контроль над машиной. Вот так. И он это знает. Это единственная причина, по которой он согласился взять вину на себя, так что пока это всегда будет известно, как несчастный случай. И это был несчастный случай, просто роли поменялись.

Она выпустила длинный глоток воздуха, слегка покачав головой. — Какая запутанная неразбериха.

— Так и есть.

— Неудивительно, что ты такая сварливая заноза в заднице.

Я бросаю на неё взгляд. — Следи за собой, малышка.

Она оглядывается по сторонам, а затем осторожно кладёт голову мне на плечо.

— Тебе, наверное, не стоит этого делать, — тихо говорю я, делая ещё одну затяжку

сигарой. — Охранник на другой лодке может увидеть.

Но потом я всё равно обнимаю её и прижимаю к себе.

Я просто успокаиваю няню.

Здесь не на что смотреть.

И в то же время здесь есть всё.

Глава 20

А В Р О Р А

ИЮНЬ

Сегодня, 5 июня.

Дата, которая раньше не имела для меня никакого значения, за исключением того, что во Франции это было время, когда туристы начинали съезжаться толпами, а погода становилась очень жаркой.

Но здесь, в Дании, это их день.

День их конституции.

День Дании, конечно, звучит красиво, но они называют его Grundlovsdag, а это не очень красиво.

В любом случае, для датчан это большой праздник, а для королевской семьи — ещё больший. Сегодня утром я проснулась на рассвете, чтобы переодеть Клару и Фрею в их традиционные датские костюмы.

— Почему я должна это надевать? — жалуется Клара, когда я собираю её волосы в косу, закрепляю её на голове, а затем пытаюсь прикрепить белый чепец.

— Ты любишь платья, — напоминаю я ей.

— Да, но вот это — колючее и жаркое, — говорит она, ковыряясь в тёмной узорчатой юбке. На ней также белая блузка, красный жилет и поясок.

Самое интересное, что и я тоже.

— Эй, я тоже его ношу, и ты не слышишь, чтобы я жаловалась. — Я широко улыбаюсь ей в зеркало, перед которым мы стоим. Конечно, мысленно я жалуюсь, потому что сейчас июнь, в Копенгагене стоит жара, и этот костюм действительно жаркий и колючий.

Но когда Аксель предложил мне провести день в традиционном костюме, я согласилась. Потому что, как бы я ни любила держать Акселя в напряжении, мне также нравится доставлять ему удовольствие, и я подумала, что так я смогу почувствовать себя не просто почётной богиней, а почётной датчанкой.

Кроме того, сегодня вечером состоится бал. Большинство людей не празднуют так бурно, ведь некоторые даже не получают целый выходной, но для Акселя и его семейных традиций есть королевский бал, который они всегда устраивают во дворце.

Я взволнована. Я взволнована, потому что я приглашена. Будучи няней девочек, я пропускала бесчисленное количество мероприятий, которые посещали Аксель и другие, но на этом балу девочки должны быть там, и поэтому я буду там по умолчанию.

Конечно, я больше всего хочу быть там в качестве спутницы Акселя. Мы встречались тайком целую вечность, и как бы ни было захватывающе поддерживать с ним тайный роман, это начинает меня немного утомлять. Это так чертовски тяжело, когда моё сердце принадлежит ему, а его сердце принадлежит мне, но мы не можем показать это миру. Не можем действовать.