Скандинавский король

Халле Карина

Я даже не хочу объявлять об этом, я не хочу открывать свою жизнь и жизнь девочек для такого рода внимания, но правда в том, что, когда я вижу его за ужином, я хочу иметь возможность сидеть рядом с ним. Когда мы пьём бренди в гостиной, я хочу иметь возможность сидеть у его ног, его рука в моих волосах. Когда мы проходим мимо друг друга в коридорах, я хочу, чтобы он обнял меня.

Я хочу его поцелуев, его прикосновений, его совершенно романтических слов всё время, а не только в темноте, когда мы видим друг друга. Это просто нечестно, что он заставляет

весь мой мир вращаться вокруг, а я получаю так мало от этого мира. Я хочу его всего, постоянно, и это чертовски невыполнимое желание.

— Хорошо, — говорю я Кларе, вставляя последнюю булавку на место. — Всё готово.

Клара хмурится, глядя на своё отражение. — Я выгляжу глупо.

Я хватаю её за плечи и притягиваю к себе, целуя в макушку. — Ты выглядишь милой, как пуговица.

— Пуговица? Пуговицы не бывают милыми.

— Это выражение.

— У англичан так много странных выражений, — задумчиво комментирует она.

Я смеюсь и смотрю на Фрею, но вижу, что её причудливая причёска полностью разрушена, волосы распущены по плечам. Она улыбается мне, демонстрируя свой новый отсутствующий зуб.

— Что случилось с твоими волосами? — восклицаю я. — Это заняло у меня целую вечность.

— Теперь они красивые, — говорит она и продолжает улыбаться, просовывая язык в пустое пространство зуба.

За последние девять месяцев Фрея действительно вышла из своей раковины, и в некоторых случаях я хотела бы засунуть её обратно в эту раковину, потому что иметь двух непоседливых и озорных девочек — это очень сложно.

Я машу ей рукой, чтобы она подошла. — Давай, попробуем ещё раз.

Через час я собрала обеих девочек, и мы отправились на праздник на площадь перед дворцом.

Там полно народу. Повсюду люди, марширует оркестр, гвардейцы делают своё дело, люди размахивают датскими флагами, все пьют кофе и едят липкие булочки.

Майя машет мне рукой с площадки перед дворцом. Место для короля Акселя пустует, но я уверена, что он появится с опозданием.

— Простите, я немного опоздала, — говорю я ей, ведя за собой девушек. — У нас возникли некоторые проблемы с причёской.

Я ожидала, что Майя немного поворчит на меня, ведь она так хороша в этом, но вместо этого она сдерживает улыбку. — Что за чёрт, — говорит она, тихо смеясь. — Что ты надела?

— Что? — говорю я, а потом замечаю, что на ней простой брючный костюм, и что никто в толпе тоже не одет в этот костюм.

О, Боже.

— Где ты это взяла? — умудряется сказать она, дёргая за мой красный поясок, её глаза искрятся юмором.

— Из магазина костюмов в городе. Я попросила Хенрика сходить за ним. Разве это неправильно? Аксель сказал мне сделать это.

— Ну, боюсь, Аксель немного позабавился с тобой, — говорит она, и я клянусь, что она мне подмигивает. — Светлая сторона в том, что ни одна из газет не сможет обвинить тебя в том, что ты не пытаешься вписаться в общество.

Ах, чёрт.

Итак, я сажусь с девочками по обе стороны от меня, и я знаю, знаю,

что сейчас меня фотографируют миллион раз. Но это не важно. Я высоко поднимаю подбородок.

Затем из дверей выходит Аксель и направляется к микрофону перед нами.

Он выглядит настолько греховно красивым, что у меня перехватывает дыхание.

Его вечно загорелая кожа на фоне темно-синего костюма, конечно же, идеально сшитого на заказ, и белой рубашки. Его волосы теперь немного длиннее, они блестят в лучах яркого солнца и уложены на одну сторону.

Он проходит мимо нас и слегка кивает, а затем его глаза встречаются с моими. Потом они пробегают по моей блузке, поясу, юбке и возвращаются к белому чепчику, приколотому к моей голове.

И он смеётся.

Этот ублюдок смеётся.

На глазах у всех.

Придурок.

Затем он быстро прикрывает её и поворачивается к толпе, прочищая горло, прежде чем поприветствовать их всех.

Мой датский к этому моменту достаточно хорош, чтобы я понимала большую часть речи, и мне очень помогает то, что в последние несколько дней я пробиралась в его комнату, чтобы просмотреть речь вместе с ним, помогая ему репетировать. Он говорит о гордости и процветании страны, он говорит о свободе, традициях и культуре, он говорит о семьях и современной молодёжи.

В общем, это волнующая речь, и он так же магнитом притягивает толпу, как и меня на репетиции, а толпа, кажется, так же влюблена в него, как и я.

— Ты так хорошо с ним поработала, — шепчет мне Майя, ненадолго кладя свою руку на мою.

Я удивлена её привязанностью. — Это он написал речь.

— Не только с этим, — говорит она. — Со всем. Это не тот король, который произносил речь в прошлом году. Это другой человек. Это человек, который сидит на троне и вдохновляет страну. Это тот, кем он всегда должен был быть.

Я тяжело сглатываю. — Думаю, нужно время, чтобы вступить в свои права.

— Да, — мягко говорит она, сжимая мою руку. — Но давай не будем делать вид, что ему не помогли.

Я смотрю на неё, задаваясь вопросом, может ли она знать, что происходит между нами. Мы были так осторожны друг с другом, хотя Майя смышлёная.

Но если она и знает, то, очевидно, это её не беспокоит.

Скорее всего, она просто благодарит тебя за твои обязанности няни, не увлекайся.

Вот и я не увлекаюсь.

Когда церемония и речи с Акселем, премьер-министром и какой-то местной знаменитостью (к сожалению, это был не Вигго Мортенсен) закончились, все разошлись по своим делам, чтобы подготовиться к балу.

Моя работа, как обычно, следить за девочками и не давать им попасть в беду.

Моя работа заключается в том, чтобы изолировать Снаф-снафа в гостевой ванной комнате на третьем этаже, чтобы он не мешал людям. Это нелёгкая работа, поскольку чем больше становится свинья, тем больше у неё отвращения к лестнице, и мне практически приходится тащить гигантского зверя вверх.