Скарамуш
Шрифт:
Старый фаэтон, в свои лучшие дни, быть может, возивший какого-нибудь прелата, просто чудом не разваливался и лишь стонал под чрезмерной и столь неподходящей для него ношей.
За фаэтоном следовал фургон, впереди которого шествовал длинный, тощий Родомон, с лицом, вымазанным красной краской, нацепивший для пущего устрашения грозные усищи. На голове у него была широкая фетровая шляпа с грязным пером, на ногах — высокие сапоги. Зычным голосом он изрыгал угрозы, суля всем встречным кровавую расправу, от которой кровь стыла в жилах. На крыше фургона сидел один Леандр. Он был в голубом атласном костюме с кружевными гофрированными манжетами и в красных туфлях на каблуках. Волосы напудрены, на лице мушки,
Шествие замыкал Андре-Луи, который вёл двух ослов, тащивших повозку с реквизитом. Он наклеил себе фальшивый нос, чтобы не быть узнанным. Больше он ничего не изменил в своей внешности, даже не переоделся. Андре-Луи устало плёлся в хвосте рядом с ослами, и никто не обращал на него ни малейшего внимания, что вполне его устраивало.
Актёры обошли город, буквально бурливший: готовились к ярмарке, которая должна была состояться на следующей неделе. Время от времени они останавливались, какофония сразу смолкала, и Полишинель громовым голосом объявлял, что сегодня вечером в пять часов на старом рынке знаменитая труппа импровизаторов господина Бине сыграет новую комедию в четырёх актах под названием «Бессердечный отец».
Наконец они прибыли на старый рынок, занимавший цокольный этаж ратуши. Рынок был открыт четырём ветрам: с обоих фасадов у него было по две арки, а по торцам — по одной. Почти все они были забиты досками. Через две незаколоченные арки публика будет входить в театр, а городские оборвыши и скряги, которым жаль истратить несколько су на билеты, смогут воспользоваться ими, чтобы хоть одним глазком взглянуть на представление.
Никогда в жизни Андре-Луи, не привыкший к физическому труду, не трудился так, как в этот полдень. Надо было соорудить и подготовить сцену в конце рыночного зала. Он начал понимать, какой ценой достанутся ему пятнадцать ливров в месяц. Сняв пышные наряды, Родомон и Леандр помогали Андре-Луи плотничать. Они работали вчетвером — точнее, втроём, так как Панталоне только выкрикивал распоряжения. Примерно через полчаса остальные четверо актёров, пообедавших вместе с дамами, сменили Андре-Луи с товарищами, и те и свою очередь пошли обедать. Полишинель остался за главного.
Перейдя площадь, Андре-Луи с актёрами подошли к маленькой гостинице, где они уже успели поселиться. В узком коридоре он лицом к лицу столкнулся с Клименой, которая, сбросив роскошное оперенье, переоделась в своё обычное платье.
— Ну что, понравилось? — развязно спросила она.
Он взглянул ей прямо в глаза.
— А я рассчитываю на вознаграждение, — ответил он своим странным холодным тоном. Когда он так говорил, трудно было понять, что он при этом думает.
Она нахмурилась.
— Вам… вам уже понадобилось вознаграждение!
— Клянусь честью, оно-то и привлекло меня с самого начала.
Они были совсем одни, так как остальные ушли в приготовленную для труппы комнату, где был накрыт стол. Андре-Луи внезапно остро ощутил очарование её женственности, а поскольку, основательно изучив Мужчину, он ровным счётом ничего не смыслил в Женщине, то ему и в голову не пришло, что это сама Климена воздействует на него, тонко и неуловимо.
— Что же это за вознаграждение? — спросила она его с самым невинным видом.
— Пятнадцать ливров в месяц, — отрывисто ответил он, с трудом удержавшись на самом краю пропасти.
С минуту она озадаченно смотрела на него, совершенно сбитая с толку, затем пришла в себя.
— А в придачу к пятнадцати ливрам — полный пансион, — сказала она. —
— Вы ещё не обедали? — воскликнул он, и ей послышалась взволнованная нотка в его голосе.
— Не обедала, — отвечала она через плечо. — Я ждала.
— Чего? — спросил он с надеждой, простодушно подставив себя под удар.
— Вот дурень! Ну ясное дело — мне же надо было переодеться, — грубо ответила она. Заманив его в ловушку, она не могла отказать себе в удовольствии ударить. Но он был из тех, кто отвечает ударом на удар.
— Хорошие манеры вы оставили наверху вместе с нарядом светской дамы. Понятно.
Она густо покраснела.
— Вы дерзки, — ответила она запинаясь.
— Мне часто говорят об этом, но я не верю. — Андре-Луи распахнул перед Клименой дверь и, отвесив весьма изысканный поклон, который произвёл на неё сильное впечатление (хотя он был просто скопирован у Флери [66] из Комеди Франсез, где Андре-Луи часто бывал в дни учёбы в коллеже Святого Людовика), жестом пригласил её войти. — После вас, мадемуазель. — Для большей выразительности он умышленно разделил последнее слово на две части.
66
Флери — Абрахам Жозеф Бенар по прозвищу Флери (1750–1822) — французский актёр-комик.
— Благодарю вас, сударь, — ответила она ледяным тоном, в котором слышалась насмешка — правда, едва заметная, ибо молодой человек был просто очарователен. Ни разу за весь обед она не обратилась к Андре-Луи, зато, вопреки обыкновению, уделила всё своё внимание вздыхавшему по ней Леандру. Бедняга так плохо играл её возлюбленного на сцене, поскольку страстно мечтал сыграть эту роль в жизни.
Не обращая внимания на поведение Климены, Андре-Луи с большим аппетитом поглощал селёдку с чёрным хлебом. Трапеза была скудная, как у всех бедняков в ту голодную зиму. Поскольку он связал свою судьбу с труппой, дела которой были далеки от процветания, ему следовало философски относиться к неизбежным невзгодам.
— У вас есть имя? — спросил его Бине, когда в беседе за столом возникла пауза.
— Думаю, что есть, — ответил Андре-Луи. — Я полагаю, это имя — Parvissimus.
— Parvissimus? — переспросил Бине. — Это фамилия?
— В труппе, где только руководитель пользуется привилегией иметь фамилию, её не пристало иметь последнему члену. Итак, самое подходящее для меня имя — Parvissimus, или Самый последний.
Шутка позабавила Бине. Она была остроумна и говорила о живом воображении. Определённо, им надо вместе заняться сценариями.
— Я бы предпочёл это плотницким работам, — произнёс Андре-Луи. Однако в тот день ему снова пришлось трудиться в поте лица до четырёх часов. Наконец тиран Бине заявил, что удовлетворён сделанным, и вместе с Андре-Луи занялся освещением, используя для этого сальные свечи и лампы, наполненные рыбьим жиром.
В пять часов раздались три удара, поднялся занавес и начался спектакль «Бессердечный отец».
Среди обязанностей, унаследованных Андре-Луи от исчезнувшего Фелисьена, были и обязанности билетёра. Одетый в костюм Полишинеля, с картонным носом, он впускал публику. Это переодевание устраивало и его, и господина Бине, который, на всякий случай припрятав платье Андре-Луи, теперь был спокоен, что новичок не удерёт с выручкой от сборов. Что до Андре-Луи, то он, не питая иллюзий относительно истинной цели Панталоне, охотно согласился переодеться, ибо таким образом был гарантирован от того, что его узнает какой-нибудь знакомый, случайно оказавшийся в Гишене.