Сказание о Лаиэ-и-ка-ваи
Шрифт:
Глава тридцать третья
В тридцать второй главе мы рассказали, почему Лаиэ-лохелохе отправилась на поиски своего мужа.
Она плыла следом за ним, с Кауаи на Оаху, потом на Мауи, и в Лахаине она узнала о том, что ее муж, возвратившись с острова Гавайи, живет в Хане.
Лаиэ-лохелохе приплыла в Хонуа-улу и тут узнала, что женой Ке-калукалу-о-кевы называют Хина-и-ка-маламу,
Тогда Лаиэ-лохелохе поспешила дальше и вскоре была уже в Кау-по, но и в Кау-по и Ки-пахулу все говорили одно и то же. В Ка-похуэ она оставила каноэ и пешком пошла в Ваи-о-хону. Там она узнала, что Ке-калукалу-о-кева и Хина-и-ка-малама в Ка-увики, и пошла в Ка-увики, но они были уже в Хоно-ка-лани. Много дней пробыла Лаиэ-лохелохе в пути.
В тот вечер, когда Лаиэ-лохелохе пришла в Ка-увики, она стала расспрашивать тамошних жителей, далеко ли до Хоно-ка-лани, где были Ке-калукалу-о-кева и Хина-и-ка-малама.
— К ночи будешь в Хоно-ка-лани, — отвечали ей.
Несколько жителей пошли вместе с Лаиэ-лохелохе, и, когда стемнело, они добрались до Хоно-ка-лани. Здесь Лаиэ-лохелохе послала одного из них узнать, где живут Ке-калукалу-о-кева с Хина-и-ка-маламой.
Он отправился на поиски и вскоре увидел Ке-калукалу-о-кеву с Хина-и-ка-маламой, пьющих каву, тогда он вернулся и все рассказал Лаиэ-лохелохе.
Она вновь послала его к вождям, сказав так:
— Иди узнай, где будут спать вожди, а потом возвращайся.
Исполняя ее приказание, он все разузнал и вновь вернулся к Лаиэ-лохелохе.
Тут она открыла ему свое имя и сказала, что Ке-калукалу-о-кева — ее законный муж.
Еще до того как Лаиэ-лохелохе нашла Ке-калукалу-о-кеву, он узнал о ее прегрешении, и сказал ему об этом один из слуг Кауакахи-алии, который был главным советником Аи-вохи-купуа. Он узнал о том, что случилось с Лаиэ-лохелохе, от слуги, который пришел к нему и обо всем рассказал.
Когда Лаиэ-лохелохе со своими слугами вошла в дом, где был Ке-калукалу-о-кева, — слушайте все! — на одном ложе и под одной циновкой спали опьяненные кавой Ке-калукалу-о-кева и Хина-и-ка-малама.
Лаиэ-лохелохе вошла и села у них в изголовье, коснулась носом носа Ке-калукалу-о-кевы и тихонько заплакала, но родник ее слез переполнился, когда она увидела рядом со своим мужем женщину, а они спали и ничего не слышали, потому что выпили много кавы.
Разгневалась Лаиэ-лохелохе на Хина-и-ка-маламу, оттолкнула ее, легла возле мужа и принялась будить его.
Ке-калукалу-о-кева очнулся от сна и увидел подле себя жену. Тут проснулась и Хина-и-ка-малама, увидела чужую женщину и в ярости бросилась вон, не зная, что перед ней жена Ке-калукалу-о-кевы.
Ке-калукалу-о-кева заметил гнев в глазах Хина-и-ка-маламы и сказал ей:
— Эй, Хина-и-ка-малама! Почему стали злыми твои глаза? Почему ты бежишь из дома? Эта женщина не чужая мне, это моя жена по закону.
Тут гнев Хина-и-ка-маламы остыл, ей стало стыдно и страшно.
Когда Ке-калукалу-о-кева очнулся от пьяного сна и увидел свою жену Лаиэ-лохелохе, он коснулся носом ее носа так, как это принято между чужими.
Потом он сказал жене:
— Лаиэ-лохелохе, я слышал, что ты совершила злое с нашим господином Ка-онохи-о-ка-ла. Если
Тогда Лаиэ-лохелохе так сказала своему мужу:
— Выслушай меня, муж моей юности. Правду сказали тебе. Правда, что приходил ко мне с неба господин земли, но не много раз, а лишь дважды. Но, муж мой, не по доброй воле, а по приказанию моего приемного отца согласилась я отдать ему свое тело. В тот же день, как оставил ты меня, пришел ко мне наш господин, но я отказала ему. В другой раз он заручился согласием Капу-каи-хаоа и с ним вместе пришел ко мне. Еще раз приходил он ко мне. Я же не хотела этого, потому пряталась в чужом доме, потому покинула Кауаи, потому искала — и вот нашла тебя с этой женщиной. Квиты мы с тобою, не за что тебе быть на меня в обиде, и мне не за что обижаться на тебя, но теперь ты должен оставить эту женщину.
Речь Лаиэ-лохелохе показалась справедливой Ке-калукалу-о-кеве, однако разлука с Ке-калукалу-о-кевой еще сильнее разожгла любовь Хина-и-ка-маламы.
Хина-и-ка-малама возвратилась в Хане-оо и целые дни просиживала возле двери своего дома, обратив лицо к Ка-увики, потому что тело ее оцепенело от любви.
Однажды Хина-и-ка-малама, желая облегчить муки любви, поднялась со своими приближенными на вершину горы Ка-иви-о-Пеле и села там, устремив взгляд в сторону Ка-увики и Кахалаоаки. Когда же над Хоно-ка-лани стали собираться облака, сердце Хина-и-ка-маламы онемело от любви к Ке-калукалу-о-кеве, и она запела, изливая в песне свое горе:
Подобна стоцветному оперению Любовь моя, Но в сердце моем — ночная мгла. Приди, чужеземец, не медли. Веки глаза закрывают, Видно, плакать мне снова, Оплакивать нашу разлуку, О горе мне, горе! Высокие волны в Хануа-леле Поднимаются выше гор, Заслоняют собой Хоно-ка-лани, Землю возле самого неба. О возлюбленный мой, небо мое! Горе мне, горе!Заплакала Хина-и-ка-малама, и все, кто был с нею, тоже заплакали.
До позднего вечера просидела Хина-и-ка-малама на горе Ка-иви-о-Пеле, а потом возвратилась в свой дом; отец с матерью, слуги и родичи Хина-и-ка-маламы уговаривали ее съесть что-нибудь, но она не стала есть, потому что ей было не до еды.
Не лучше было и Ке-калукалу-о-кеве. Еще в ту ночь, когда Хина-и-ка-малама покинула его, когда пришла Лаиэ-лохелохе, тяжело стало на сердце у вождя, однако несколько дней он терпел и виду не показывал, как ему тяжело.
Но когда Хина-и-ка-малама поднялась на гору Ка-иви-о-Пеле, в ту же ночь Ке-калукалу-о-кева, не сказавшись Лаиэ-лохелохе, которая спала крепким сном, ушел к Хина-и-ка-маламе.