Сказания о волках

Прохорчук Анна

empty-line/>

Глава 5

Пока по поселению быстрым ветром летела новость про преступление Цветаны, вызывая различные пересуды между волками, Мара с Купавой старались вырвать из лап смерти Зейду. Девушка пока не приходила в сознание, а две немолодые женщины старались промыть ей рану изнутри почище, где был кол. Края раны пришлось обрезать, и она молились богам, чтобы невестка оставалась в бессознательном состоянии.

После сурового приговора Цветане, Зуб и Шмель пошли по домам, а Мезеня же осторожно вошел в баню, где колдовали над женой лекарки. Вид распростертого смуглого тела на залитой алой кровью простыне, болью отозвался в его сердце, что он едва не застонал. Вновь вспомнилась страшная картина на дне медвежьей

ямы, ярость охватила его мысли. Невероятными усилиями он постарался успокоиться, иначе, сейчас бы рванул в дом к Цветане и она не ушла бы живой, а нельзя: приговор он ей уже вынес. Пусть по его разумению мягкий, ведь жена, хоть и опасно ранена, но жива... пока жива. Неизвестно, чем обернется для нее эта рана. Пусть останется даже хромой, он все одно будет ее любить и лелеять.

Мара видела горе сына, чувствовала его состояние, только отвлекаться было некогда. Даже говорить с ним не хватало времени. Промыв страшную рану, она наложила мазь на оба выхода сквозного отверстия, и только потом туго перевязали белыми тряпичными бинтами. Обмыли окровавленное тело невестки от грязи, насухо аккуратно протерли, облачили в чистую рубашку. Уставшая Мара тихо произнесла сыну:

– Можешь отнести жену на кровать.

Мезеня бережно поднял почти невесомое тело Зейды и понес в дом. Голова с черными косами запрокинулась назад, тонкие руки едва не разлетелись в стороны, но он крепко держал ее на сильных руках и так же бережно положил на постель. Зейда застонала, но не пошевелилась.

– Когда же она придет в себя, матушка?

– Никто не знает, - вздохнула мать.
– Если сильная - выдержит, когда выгорать кровь станет, если нет...
– она не договорила, повернулась и ушла из их комнаты.

Мезеня разделся, вытягиваясь рядом с женой, с разорванным сердцем глядя на бледное лицо.

– Вернись ко мне, Заюшка моя, - ткнулся лбом в подушку и крепко заснул.

От солнца едва порозовел небосклон, окрасив верхушки сосен и елей в пастельные тона. Открылась дверь в одном из домов, из него вышла женщина в дорожной одежде с узлом в руках, на ногах не дорогие сапожки, а обыкновенные лапти. Приделала она узел к одному концу крепкой палки, похожей на посох, перекинула его через плечо, отправляясь в неизвестность. Следом за ней выскочила другая женщина, с рыданиями кинулась ей в ноги, принялась причитать, но первая ее остановила, подняла за плечи, ставя на ноги.

– Не надо матушка, - негромко проговорила молодым голосом.
– Коли жива буду, подам весточку, ежели нет, то оплакайте меня.

– Дочушка, - провыла Дора.

– Не поминайте лихом, матушка, - негромко произнесла Цветана, повернулась, удаляясь от родительского дома.

Болью горела будущая разлука с единственной дочерью у Доры внутри, вырывалась глухими стонами да причитаниями. Матей смотрел в оконце, как удаляется Цветана, его цветочек, вытирая скупые слезы тылом ладони. Не подойдет она больше к нему, не обовьет руками его шею, чтобы торкнуться носом в щеку.

На ватных ногах забрела Дора в дом, села на табурет, бесцветным взглядом уставилась в пол, свесив руки между колен, как плети, вспоминая дочь еще маленьким волчонком... потом расцвела - кровь с молоком... а теперь... тихие слезы закапали на сарафан... словно сердце вынул вожак, так ведь ладно, что живой оставил. Куда пойдет девка в одиночку? Людей бояться не стоит, а вот если волк попадется? Молилась Дора Велесу, чтобы уберег он ее дочь.

С рассветом проснулся и Мезеня, поглядев на точеный профиль жены, закралась в голову мысль, что она уже не поднимется, до того бледна и холодна лежала рядом Зейда. Тут же представил, как он дальше станет жить без нее, решительно отбросил дурные мысли. Только бы жару не приключилось, воспаление тяжело лечить. Правда, мать что-то говорила про разные миры, но он пока никуда не сбегал, за Пески пешком ходил. Надо бы

расспросить матушку. Глядел на жену, ее грудь прерывисто вздрагивала от неровного дыхания.

«Выберемся мы с тобой, Заюшка моя», - он поднялся, не разбудив жену, да и вряд ли ее сейчас можно было бы разбудить.

Мара уже стояла у плиты и что-то готовила. Взглянув на сына, спросила:

– Как Зейда?

– Тяжело дышит, но жара нет, - ответил и отправился на крыльцо умываться.

Долгих четыре дня Мезеня ждал, что его любимая оставит небытие и вернется к нему. Каждый день утром и вечером он помогал делать перевязки. На второй день появился жар и не пропал до сих пор. Она бредила, что-то говоря на своем языке, только мужа ласково поминала по имени, словно звала из своего далека. Мара поменяла холодную мокрую тряпицу у нее на лбу, осторожно маленькой ложечкой влила в рот отвар, который девушка сглатывала, вновь возвращаясь в беспамятство. С тяжелым сердцем Мезеня ушел в общий дом. Зуб со Шмелем ничего не спрашивали, понимая по лицу друга, что его жена плоха.

Разбирая каждодневные дела, Мезеня сделался совсем молчаливым. Те, кто помогал ему в нелегком деле, знали причину, не досаждая вопросами. Прошла седмица, как Зейда то приходила в себя, обводя горячечным невидящим взглядом мужа и свекровь, уходила сознанием куда-то далеко. Каждый день начинался с рассматривания опаленного жаром лица, глядя на него с тоской.

Начался второй день второй седьмицы, когда утром он услышал возле себя еле слышный шепот:

– Пить хочу...

Выскочил Мезеня в одних портах к печке, схватил ковш с водой и быстро принес любимой. Бережно приподнимая, ставшее еще более худым, ее тело, поднес ковш к потрескавшимся губам. Сделав несколько глотков, Зейда устало прикрыла веки, а Мезеня осторожно уложил ее голову обратно на подушки. Надежда на скорое выздоровление отразилась в его глазах. Как же долго он ждал этого момента, а тут растерялся, гладя пальцами изможденное лицо жены.

– Вернулась, Заюшка моя, - с трепетом произнес он, лежа рядом с желанной.
– Теперь все пойдет на лад.

Зейда смотрела на него совсем другими глазами, замечая, как он осунулся, сколько счастья принесло с собой то, что она очнулась. Слезинка проложив дорожку, запуталась в черных волосах на виске.

– Что ты, милая!
– встревожился муж.
– Вернулась ко мне и славно! Теперь быстро поднимем тебя!
– он все смотрел, смотрел на любимое лицо своей истинной пары, боясь лишний раз дотронуться, чтобы не сделать больно, но так хотелось крепко обнять ее, прижимая к себе, никогда не отпускать.

Зейда с трудом подкатилась под теплый бок мужа и замерла, закрыв глаза. Оказывается, так приятна его забота, только больно, что он так переживал за нее, но раз муж верит в лучшее, значит, оно обязательно наступит. Мезеня, боясь шелохнуться, обнимал жену, не желая расставаться ни на миг.

– Заюшка, мне идти надо, - извиняясь, произнес он.
– Но я к полудню уже вернусь...

– Я буду ждать. Мезеня, - еле шевеля губами, ответила Зейда, чуть улыбнувшись кончиками губ.

Прикоснувшись губами к смуглому лбу, он вышел из комнаты. Мать уже колдовала у печи, мельком глянув на сына, заметила у него приподнятое настроение.

– Очнулась?

– Очнулась, - устало улыбнулся сын.
– Пить просила.

– Я сегодня ей бульон наварю - быстро на ноги встанет, - кивнула довольная самочувствием невестки Мара.

Наскоро выпив чаю, Мезеня ушел из дома, а свекровь пошла навестить невестку. Закопаная в подушках, Зейда едва виднелась. Мара улыбнулась, подняла одеяло.

– Давай посмотрим, что у тебя с ногой, - она принялась быстро раскручивать бинты на ноге, сворачивая в рулончик, сегодня уже красные края вокруг раны стали меньше, воспаление сходило на нет.
– Да ты молодец, Зейда. У тебя получилось выжить, - искренне радовалась Мара.